Сейчас же после чая он направился в церковь. Был день спевки, и он хотел предварительно проиграть некоторые гимны.
При ее входе ручка большой двери резко щелкнула, но звуки органа покрывали все. Увлеченный своими гимнами, он не заметил ее. При свете свечей она ясно различала его небольшую темноволосую голову, внимательное лицо, гибкое тело, крепко сидевшее на специальной табуретке. Лицо его светилось и имело глубоко сосредоточенное выражение, двигающиеся руки казались несвязанными с остальным телом. Звуки органа, казалось, исходили из самых стен и колонн церкви, как смола источающаяся из стволов деревьев.
Музыка смолкла. Наступило молчание.
— Отец, — сказала она.
Он осмотрелся кругом в недоумении. Урсула стояла в тени, невидимая для глаз.
— В чем дело? — спросил он, все еще не придя в себя.
Ему трудно было говорить.
— Я получила место, — произнесла она через силу.
— Что ты получила? — спросил он, нехотя отрываясь от своего музыкального настроения. Он закрыл клавиатуру.
— Я получила место работы.
Он повернулся к ней, еще плохо понимая в чем дело, но уже настроенный против.
— Так. Куда же это? — спросил он.
— В Кингстон на Темзе. В четверг я должна ехать для переговоров с комитетом.
— Ты должна ехать в четверг?
— Да.
Она протянула ему письмо. При свете свечей он прочел:
«Урсуле Бренгуэн. Тисовый Коттедж. Кёссей. Дербишир.
М. Г.
Просим Вас явиться к нам в ближайший четверг 10-го с. м. в 11 ч. 30 м. дня для переговоров с комитетом о Вашем назначении на должность помощницы учительницы в школе Веллигбюро».
Бренгуэну было чрезвычайно трудно воспринять это сдержанное официальное приглашение среди тишины церкви и еще звучащей в нем музыки гимнов.
— Ты могла бы не надоедать мне с этими вещами здесь, — сказал он с раздражением, возвращая ей письмо.
— Мне же надо ехать в четверг, — возразила она.
Несколько мгновений он просидел неподвижно. Затем открыл клавиатуру и положил на нее свои руки; послышался легкий шум, затем полились долгие торжественные звуки органа.
Урсула повернулась и ушла.
Он попытался отдаться всецело музыке, но не мог — настроение исчезло. На сердце у него легла какая-то тяжесть, он чувствовал себя несчастным.
Домой он вернулся с мрачным лицом и озлобленным сердцем. Однако, пока младшие не легли в постель, он молчал. Урсула по лицу видела, что будет буря.
Наконец, он спросил:
— Где то письмо?
Она подала. Он внимательно вчитывался: «Просим Вас явиться к нам в ближайший четверг». Это сдержанное официальное обращение адресовано самой Урсуле и не имеет с ним ничего общего. Так… Теперь она самостоятельный член общества. Ее дело отвечать на это письмо, не считаясь с ним, он даже не имел права вмешиваться. Сердце его ожесточилось и озлобилось.
