По эту сторону виднелись деревни, леса и храбро пробирающийся вперед поезд, быстро мчавшийся с самым важным видом, выпуская струйки белого пара, по заливным лугам, в прорыв между дюнами, и кажущийся таким маленьким. Как он, однако, ни мал, благодаря своей отчаянной храбрости он успевает пробраться во все уголки земли, добиваясь того, чтобы не осталось места, где бы он не побывал. И все-таки, разве дюны, величественные в своем равнодушии ко всему, тянущиеся всем своим телом к солнцу, впитывающие своей золотистой кожей и морской ветер, и лучи солнца, и влагу утреннего тумана, разве они не прекрасны? Слепое, безграничное, отчаянное мужество этого поезда, пробирающегося через высокие дюны к сверкающему морю, мчащегося с такой быстротой и решимостью, захватывало ее до слез. Куда он мчится? Он спешит, он движется, он стремится вперед. Без цели, без определенной задачи, но так безостановочно вперед, так упорно! Сидя здесь на холмах, возникших еще в доисторические времена, она плакала, слезы беспрерывно катились по ее лицу. Поезд такой жалкий, такой невзрачный, сумел прорыть всю землю, пробраться всюду.
И она ложилась, припадая лицом к дюнам, бывшим в постоянном общении с раскинувшимся над ними небом. Ей страстно хотелось лежать здесь вечно, чтобы крепнуть под ласкою неба, чтобы отдаться всем телом во власть солнца и ветра.
Но надо было спускаться вниз, и, глядя на испещеренную, неровную поверхность земли, с ее селениями, дымом, неутомимой энергией, она чувствовала, как близорук и бессмысленен этот поезд, мчащийся неизвестно куда, как ужасающе ничтожны селения, какой тупостью и ограниченностью веет от их суеты.
Растерянный, недоумевающий, Скребенский шел за ней следом, совершенно не сознавая, где он, и какое отношение он имеет к ней. Вся ее страсть и привязанность сосредоточилась на дюнах, ей тяжело было спускаться вниз, к людям. Там наверху была свобода и восторг.
Она не захотела ласки в стенах дома. По ее словам она ненавидела теперь дома и в особенности постели. В его приходе к ней в постель было что-то отталкивающее. Это побудило ее провести ночь в дюнах вместе с ним. Была середина лета, дни были долгими. После половины одиннадцатого, когда кругом начала густеть синева сумерек, они, забрав свои плащи, вскарабкались по тропинке на гребень дюны.
Оттуда были видны только сверкающие звезды, земля внизу утопала во тьме. Она была так рада остаться среди звезд. Правда, вдали кое-где чуть мерцали желтые, бледные огоньки, но они были так далеко, что не могли помешать ей. Близость звезд давала ей особое ощущение свободы.
