Радуга. Цыган и девственница. Крестины | страница 111
«Моя дорогая Урсула!
Я вернулся назад в Англию на несколько месяцев перед отъездом, и на этот раз уеду уже в Индию. Хотелось бы знать, помните ли вы еще о наших прежних свиданиях? Вашу маленькую фотографию я сохранил. Наверное, вы с тех пор изменились. Ведь прошло уже шесть лет. Я сам стал старше на целых шесть лет. С тех пор, пока я знал вас в Кёссей, я пережил другую, непохожую на прежнюю жизнь. Я желал бы знать, как вы отнеслись бы к нашему свиданию. На следующей неделе я приеду в Дерби и заеду в Ноттингам, чтобы увидеться с вами. Хотите опять быть знакомой со мной? Буду ждать вашего ответа. Антон Скребенский».
Урсула взяла это письмо из ящика в зале и читала его, идя по коридору. Мир расступился и исчез, она очутилась одна в бесконечности.
Куда уйти, куда скрыться от глаз и прочесть письмо в одиночестве? Она побежала наверх коротким путем прямо в библиотеку. Там схватив первую попавшуюся книгу, она вложила в нее письмо и с жадностью начала перечитывать. Сердце билось, дрожь пробегала по всему телу. Как сквозь сон, слышала она звук гонга, затем другой. Первая лекция началась.
Поспешно вырвала она листочек из тетради и набросала:
«Дорогой Антон!
Знаете, я еще храню кольцо. Я буду очень рада повидаться с вами. Вы можете зайти за мной в колледж, или же мы встретимся где-нибудь в городе. Хотите быть со мной знакомым? Ваш искренний друг».
Взволнованная, она спросила у библиотекаря, дружившего с ней, не даст ли он ей конверт. Затем она заклеила письмо, написала адрес и с непокрытой головой отправилась опускать его. Когда она опустила письмо, мир поразил ее своей тишиной, бледностью и безграничностью.
Скребенский пришел на следующей неделе. Утром, приходя в колледж, она бежала к ящику с почтой, чтобы посмотреть, нет ли писем. То же продолжалось и в перерывах между лекциями. Если письмо приходило, она тихонько вытаскивала его быстрыми движениями, стараясь, чтобы оно не попалось никому на глаза, и убегала с ним через залу куда-нибудь подальше. Большей частью она читала письмо в ботанической лаборатории, где у нее был свой уголок.
Наконец, он пришел. Это было в назначенный день, в пятницу после обеда. Она с лихорадочной поспешностью работала с микроскопом, действуя быстро и сосредоточенно, но присутствуя своим вниманием только наполовину. Одновременно с этим она перебирала в мыслях вчерашние слова д-ра Франкстон, женщины, доктора физики в колледже.
— Серьезно, — говорила д-р Франкстон, — я совершенно не понимаю, почему мы должны вкладывать в жизнь особую таинственность. Мы, конечно, не можем постичь жизнь так, как постигаем электричество, но это вовсе не дает нам права говорить о чем-то специфическом, отличном от всего остального в мире. Вы думаете, есть разница? Разве жизнь не есть определенное сочетание химических и физических процессов того же рода и порядка, какие нам знакомы в науке? Я действительно не понимаю, откуда можем мы вообразить, что жизнь есть явление особого порядка, и что только она…