На этих занятиях она сильно подружилась с Доротеей Рессель, дочерью адвоката из одного южного графства, жившей когда-то во Флоренции. Доротея находилась теперь у своей незамужней тетки в Ноттингаме и все свободное время отдавала работе в социально-политическом объединении женщин. Это была спокойная, полная сдержанной силы девушка, она вызывала в Урсуле чувство симпатии, смешанной с легкой боязнью. Урсуле она казалась старше своих лет и поражала большой требовательностью по отношению к самой себе и особой трудоспособностью. Обе девушки чрезвычайно подружились.
Так прошел первый год занятий в колледже, полный глубокой замкнутости и большой деятельности. Жизнь была полна напряжения, как борьба, и одновременно исполнена какого-то особого спокойствия.
В конце первого года Урсула выдержала переходные экзамены и в ее напряженной работе наступило затишье. Она ослабела и опустилась. Экзаменационное возбуждение сильно истрепало нервы и сменилось безучастием и вялостью.
Во время каникул они на месяц уехали на взморье в Скарборо. Урсула стремилась по возможности уединиться. Она часами простаивала на берегу, глядя на сверкающее море, и горячие слезы выступали на ее глазах. Так оно было прекрасно.
«Так много еще на свете невыросших ростков», — и ей казалось, что волны морские шепчут об этих нераспустившихся ростках, что это сами они из глубины моря жалуются ей, а не собственная неразвернувшаяся душа тоскует о них.
Это тихое ласковое море с нежным мягким блеском трогало ее до слез. Она крепко сжимала губы, а слезы непроизвольно катились по лицу. Но сквозь слезы сияла улыбка. Что заставило ее плакать? Ничего печального не было, наоборот все было так прекрасно, что вызывало улыбку. И красота заставляла ее плакать.
Тут она робко оглядывалась вокруг, боясь, как бы кто-нибудь не увидел ее в этом состоянии.
Тихая погода сменилась волнением. Она смотрела, как большой вал поднимался постепенно все выше и выше и обрушивался на скалу, обращаясь в белоснежную пену, покрывавшую на минуту все, чтобы отхлынуть назад, обнаружив смытые камни. Как хорошо было смотреть, как волна разбивалась, взлетая пушистой белой пеной. В этом чувствовалось какое-то освобождение.
Временами она бродила вдоль гавани, посматривая на загорелых матросов в синих куртках, кидавших на нее довольно дерзкие, беззастенчивые, недвусмысленные взгляды. Ей не хотелось ни заговаривать с ними, ни попытаться познакомиться, но она с большим удовольствием приходила глядеть на них, чувствуя, как от них веет свежестью и силой.
