– …Как? – спросила девушка.
– Людвиг, – представился молодой Док.
– Людвиг, – мягко повторила она, – Очень приятно, Людвиг. Я Иегудит. Спасибо, что помог мне бежать. Знаешь… – беглая речь выдавала волнение. – Мне много писали писем. Парни. Я их и не видела, но каждый из них хотел показать себя героем. Моим героем… Но, выходя на улицу, я не могла взглядом найти такого. Идут обыкновенные девушки и такие же обыкновенные парни. Сейчас я поняла, что, пока человек не совершит какой-то поступок, нельзя сказать, что он герой. Возможно, я говорю элементарные вещи. Но как же много людей смотрят сейчас не на то, что на самом деле выдаёт героя…
Она, кротко опустив глаза, замолчала, но сразу расцвела улыбкой:
– А ты – герой!
– Иегудит, – очарованный голосом и взглядом Людвиг нашелся, что сказать. – В каждом человеке, пожалуй, сидят герой и трус…
– Не надо этих моралистических…
Терпкий осадок кирпичной пыли и последнего слова растаял, как видение, возвращая нас в кабинет.
Герой же моего рассказа замер, так и не сделав шаг к ноутбуку, будто до сих пор слушал старый разговор.
Снова мерно жужжат на потолке черные плиты; снова помигивая, светятся люминесцентные лампы, а за окном все та же непогода…
На мгновение раскинуло свои яркие перевернутые ветви голое дерево молнии, и тут же следом прогремел гром, задрожали стекла.
– А что дальше было, можно спросить? – тихо я задал вопрос.
– Дальше? – вскинул брови Штерн, запуская новые химические реакции мыслей, и в ответ на электрические импульсы нейронов, посланные вдоль и поперёк коры головного мозга, позади нас зародился шум.
Ветви дерева царапали окно. Дождь шуршал по подоконнику. Листья облепляли стекло. Ночь баловалась, возбуждая грозой наше воображение. И на этой благодатной почве по ту сторону окна возник чёрный силуэт. Призрак рос, словно тень от неведомого источника света. Хотя в комнате было темно, как и раньше. Даже человек на гравюре погасил шар, чтобы подыграть ночи. Силуэт мерцал, будто частые молнии, и трещал, словно приёмник, поймавший волну наших фобий. Когда вспышки грозы перестали проходить сквозь незнакомца, мы поняли – он материален.
Человек стоял лицом к окну, рассматривая стихию, породившую его.
Когда он повернулся к нам, то вместо лица была пустота.
Штерн насупился, и в знак пробуждения его памяти замигала мерцающая лампа, вытягивая из мрака бесцветные глаза, тонкий нос с горбинкой, кривую бледных губ.
– Gute Nacht, herr Stern
