Себе Паула запрещала и гордиться, и быть не в меру счастливой. Какой смысл болтать о счастье…
Фройляйн Фельсман приносит газеты с сообщениями о Дне открытых дверей. Она не поленилась отметить страницы, наполнившие ее гордостью, ведь вся здешняя библиотека — предмет ее гордости.
На одной фотографии — Паула, позади обер-бургомистра, нос и рот — на уровне его плеча в центре снимка, но немного в глубине.
Он говорил тогда и о проекте передвижной библиотеки. Паула, видно, не сумела скрыть удивления; ей вдруг вспомнился священник, и она привычно подумала, что он, наверное, любит украдкой поглаживать кожаные корешки своих книг.
Вот видите, на нас можно положиться. Эти слова обер-бургомистр адресовал Пауле, а на лице его играла легкая усмешка, от которой он выглядит проще и человечнее.
В собственной библиотеке ею овладело чувство заброшенности. Она потихоньку выбралась из толпы чиновников и гостей и ушла к себе в кабинет, к знакомому столу.
Противно, и вдобавок уже до боли надоело. Вполне возможно, что в Пауле от рождения затаился еще один человек и все поджидал удобного случая, чтобы оглушить ее ударом по голове. Самое важное тут — время и место. А также климат. Лишь здоровые натуры находят в нем хоть какое-то удовольствие.
Холод вправду усилился и явно застиг Паулу врасплох, но пока есть еще надежда или хотя бы шанс обрести надежду.
На фотографиях нет одной только фройляйн Фельсман. Она скромно расхаживала среди стеллажей, присматривая за посетителями; зато фройляйн Урбан, которая сидела за пультом фонотеки в комнате рядом, попала-таки в кадр. Что говорить, газетный материал и подан умело, и дозирован четко, отмечает Паула. Слева критика упомянутого комплекса забвения, справа местный хор мальчиков — посланец Д. на гастролях в Езоло. Передвижную библиотеку хвалят как замысел городских властей.
Местный поэт, читает Паула, ратовал за то, чтобы поделить будущую премию между художниками и литераторами, но муниципалитет успешно отбил его атаку: литератор может столкнуться в Д. с большими трудностями, чем живописец.
Нет, взять отпуск она не сумеет. Надо было планировать заранее. С бухты-барахты и в растрепанных чувствах решений не принимают, даже если допустить, что ей бы дали полную свободу решать.
И привычный ход вещей ломать нельзя. В конце концов есть еще ответственность, и лежит эта ответственность на ней.
Все ж таки, говорит Паула Феликсу (руки ее нежно скользят по его телу, а напротив звонят колокола и хлопают дверцы автомобилей), все ж таки я, конечно, не вправе удерживать тебя от поездки домой на каникулы. Но мне до смерти не хочется тебя отпускать.
