Паула обнаружила советника в фонотеке, которая официально еще не открыта. И фройляйн Фельсман, и Урбан суетятся вокруг: ищут нужную пленку с языковым курсом.
Испанский? — удивилась Паула.
Это не для меня, пояснил он, а для матери, иначе ведь ей не договориться с продавцами. Мы впервые рискнули снять квартиру. И питаться будем дома.
Нет, Паула наотрез отказалась давать советы насчет отпуска и сердито отослала Урбан в абонементный зал: Люди стоят в очереди, ждут, я не понимаю, почему вам обеим надо быть здесь; потом она полюбопытствовала, как обстоят дела с проектом передвижки для домов престарелых.
На этот раз они сидят не друг против друга. И Паула внезапно замечает, что из-за своего маленького роста — он ниже ее — советник все время упорно глядит ей на нос, чтобы не возникло впечатления, будто он смотрит на нее снизу вверх.
Обер-бургомистр, разумеется, сам вручил юбилярше корзину цветов.
Очень жаль, говорит он, но ваш визит туда произвел не настолько благоприятное впечатление, чтобы вас приняли безоговорочно.
Один вопросительный взгляд на Фельсман-шу — и та с готовностью подает ему нужный лингафонный курс.
Уже в дверях он роняет, причем не без намека: Вальраф-то по-прежнему в отделе беллетристики.
Читательский формуляр ему заполнять не надо.
Сыро, потому что здесь никогда как следует не топили, холодно — на улице дождь. Феликс — среди ореховой мебели, в окружении которой прошло детство Паулы. Вещи разномастные — достались по наследству от родных.
Детскую она делила с сестрой. Теперь на сестриной кровати будет спать Феликс. В детстве, говорит Паула, я в эту пору помогала на току. Мякинная пыль проникала всюду, лезла в рот, в нос, в глаза, в уши. Потом участок сдали в аренду и в конце концов продали.
Феликс изучает себя в зеркальце, которое Паула когда-то давно повесила над изголовьем своей кровати.
Не думаю, чтобы мои родители приняли тебя сердечнее. Может, разве что церемоннее.
Она никогда не водила в дом парней. Не звала к себе подруг. На прощальном бале в танцклассе встретилась с партнером у входа в зал. А теперь вот привела Феликса в эту мансарду, в эти четыре стены, где умерла бабушка. В погожие летние дни старушку выносили на крыльцо, она грелась на солнышке и мурлыкала свои собственные, никем не записанные песни.
Прямо как оттепель среди зимы, а ведь на самом деле должно быть лето!
Нет, привезти Феликса без всякого предупреждения — это не в ее характере.
На бабушкиной кровати спала сестра, на дедовой — Паула. Дед умер еще раньше. Что ж, смерть — дело житейское. Вот и мебель никто не меняет. Просто дети перебираются из родительской спальни наверх, под крышу. Мертвые здесь не расстаются с живыми… Все как раньше — те же пестрые обои, те же старые пестрые занавески.
