Возможно, говорит Паула. Но меня ведь взяли на работу. Выходит, ничего у них против меня не было.
Только раз в самое что ни на есть мирное время были у меня странные разговоры с одним коллегой из Рима, продолжает она. Ты знала, что, когда искали похитителей христианского демократа Альдо Моро, генеральное консульство ФРГ в Италии потребовало, чтобы филиал Института Гёте оказал помощь в розыске и ежедневно подавал отчеты о деятельности своих сотрудников?
И как же?
Мне известно только об этом требовании, говорит Паула. Разве кто может с уверенностью сказать, следят за ним или нет? Ты можешь?
Нет, вынуждена признать я. Правда, вот с телефоном бывают неполадки. То эхо в трубке, то щелчки, то вообще мертвая тишина, впрочем ненадолго — когда поговоришь с кем-нибудь и тотчас звонишь в другое место.
Ты еще ни разу не попадала в облаву?
Когда похитили шефа Союза предпринимателей[24], говорю я, помнишь — на каждом шагу пулеметы и полицейские патрули, магистральное шоссе точно вымерло, зато по деревням в объезд шли колонны автомашин, — я тогда носа из дому не высовывала.
Значит, на дороге тебя не задерживали и не проверяли.
И в доме ничего не искали. Да и зачем?
Должна ведь соображать, что мне никак нельзя студить ноги. От холода я заболеваю.
Куда ты пойдешь, если однажды тебя все-таки выгонят из норы, как крысу?
По слухам, Франц Йозеф Штраус иначе представляет себе «красных крыс» нашего века, говорю я.
Куда же?
Есть у меня план воплотить в жизнь одну утопию: купить землю — скажем, где-нибудь в Ирландии, — построить там деревню и поселиться вместе с людьми, которые пишут, или занимаются живописью, или сочиняют музыку, или вообще просто думают.
Все-таки скажи куда.
В Роттердам, говорю я (до смерти хочется обратно в теплую постель!). В Роттердаме у меня друзья, они меня приглашали. Голландия и раньше кое-кому давала пристанище.
Куда? — упрямо твердит Паула.
Ты стараешься запугать меня. Так нельзя, говорю я.
При чем тут запугивание? — спрашивает она. Ты же понимаешь, что все это приметы безумия. Тебе поэтому страшно? И продолжает: В Д. про террористов никто не заикался. Произнести это слово вслух и то уже считалось неприличным.
Наконец я спрашиваю Паулу, не поменяться ли нам обувью: я отдам ей уличные туфли в обмен на тапки.
Шевелюра ее напоминает темные густые волосы моей бабушки, которые она подарила мне на рождество для фарфоровой куклы. Я уронила куклу, и голова ее разлетелась вдребезги, но — без единой капли крови.
