Другая половина мира, или Утренние беседы с Паулой | страница 103
Стало быть, все же решение в пользу дерзкой мечты?
Ты играешь понятиями, говорит Паула, оперируешь химерами, мнимой удовлетворенностью, внушая себе, что в голове у тебя происходит естественная копуляция.
Мне легче сохранять спокойствие, пока она этак развоевалась. Как библиотекарше, ей бы не стоило принимать мою работу до такой степени в штыки, думаю я. Что у нее в мыслях, когда она говорит о копуляции? Моя манера любить, в сущности, ее не касается.
Представь себе шахматы, говорит она.
Мне их представлять незачем. Они лежат в гостиной, можно сыграть.
Нет, говорит Паула, ты не играешь. Тобой играют. Как думаешь, какая ты фигура?
Больше всего я люблю быть конем, отвечаю я.
Не больше всего, поправляет Паула.
Что же ты хочешь услышать? — спрашиваю я и чувствую себя загнанной в угол.
Разумеется, в ответ я могу назвать только пешку.
Между прочим, я еще ни разу не видела Паулу такой резкой и нетерпимой.
Едва совладали с шахматами, новое дело — представляй себе Европу.
Ты знаешь, говорит она, что, начиная с революции в России и до конца второй мировой войны, в Европе погибло свыше ста миллионов человек, не считая жертв гражданской войны в Испании. Какой стала бы Европа, не будь погибших? Ведь мы помним только об ушедших близких.
Уже к концу завтрака я опасливо спрашиваю Паулу: Ты не передумала? Мне действительно надо обрезать волосы и отдать их твоей кукле?
Почему бы нет? — отвечает она вопросом на вопрос. В конце-то концов, не все ли равно?
А что ты сделаешь с волосами, если уронишь куклу? — допытываюсь я.
Будь она даже не виновата, ей бы нипочем не отделаться от ощущения вины. Сегодня она виновата. И вчера тоже.
Виновата. Потому что проспала.
Лежать, утопив голову в подушку, и глядеть наискось в окно. Вверху на карнизе сидят голуби. Не завтракая, сесть в машину и двинуться в город, мимо двух бензоколонок у въезда, перед второй из них сбавить скорость — не то оштрафуют за превышение, у них там радар запрятан, — и дальше, мимо нового здания окружного управления, где стоят дорогие стулья, оплатить которые можно только из кармана налогоплательщиков. Надо бы сменить резину, а то колеса буксуют на сырых камнях. Белый указатель отсылает туристов к замку, желтый — к концлагерю.
В прошлую субботу Феликс объявил, что, кроме себя, она никого и ничего не видит. Лелеешь свое «я» и прикидываешься несчастной, вместо того чтобы разобраться.
В чем? — спросила Паула.
Например, в том, почему ты не приемлешь слово «отечество» и отказываешь себе в ностальгии.