Горевала Галина долго и страшно. Страшно, потому что никого не хотела видеть, чтобы разделить свое горе, утешиться сторонним участием: разуверилась и в людях, и в жизни и просто, наконец, устала. Только Шуру и допускала к себе. А та старалась почаще наезжать в Иркутск, чтобы "вытянуть" подругу и сестру из "болотины". Выхудала Галина, изжелтилась, и без того худенькая, а тут хоть никому не дыши на нее - повалится. Но время шло, и хотя не столько лечило, а подсказывало, наталкивало на простое и спасительное - ведь не откажешься добровольно от молодости и здоровья, от верных друзей, от родственников и любимой работы.
Однажды на улице к Галине пристал молодой высокий артиллерийский офицер. Улыбчивый, открытый, в отутюженной форме, представился, щелкнув каблуками сверкающих хромовых сапог:
- Данила Перевезенцев. Прошу любить и жаловать!
"Любить" - чуть не гаркнул, а "жаловать" - почти шепнул.
Ласковыми глазами заглядывал в ее строгое, утянутое на щеках лицо.
Галина испугалась, что может потянуться за этим веселым, красивым молодым мужчиной и, кто знает, полюбить его. И отбивалась, как могла. Но не столько, казалось, от Данилы, сколько от неотвратимых перемен, которые, несомненно, далеко уведут ее от Григория. И даже не столько уведут от Григория, которого уже никакими силами не вернешь, а сколько нарушится жизнь ее сердца.
Неделю, другую, месяц не отвечала на приставания и ухаживания бравого офицера жизнелюбца. А не унывавший Данила выследил, где она жила, и вечерами в темных узких коридорах малосемейного общежития даже зимой витал запах цветов, которые приносил либо он сам, либо кого-нибудь подсылал. Соседки Галины по общежитию нередко восклицали: "Ой, смотри, Галка, отобьем! Ломаешься, как девочка..."
Но как могла она объяснить им - чтобы полюбить другого, склониться к его плечу, нужно как-то вытеснить из сердца прошлое, забыть дочку!
Приезжала Шура, ругала подругу:
- Воротишь нос от офицера?! - хваталась она за голову. - У-у-у! Вы только посмотрите на эту Кулему Ивановну! - Успокаивалась, спрашивала: Крепко помнишь Григория?
- Крепко. И... люблю.
Но "люблю" уже как-то смущало ее.
Обе прижимались друг к дружке и отчего-то плакали.
- Какая ты счастливая, Галка: так любить, так любить!.. Я вот за своего Кольку выскочила, а любила ли - уж и не помню. Родила, вторым скоро разрешусь. Теперь срослись сердцами так, что разрывай тракторами - разорвут ли? А у тебя вона как не-е-е-ежно. Любо-о-о-овь! Уж я, сибирский валенок, о ней и думать не смею... От офицерика-то ты все же не отворачивайся - видела я его в подъезде с букетиком. Славненький. Офицер одно слово! У нас в Мальте, сама знаешь, ежели какая выскочит за летуна со Среднего - так представляется, что не живет и не ходит она по земле, а прямо-таки летает. Такая довольная, такая счастливая, что за офицера-то выскочила, да к тому же за летуна!.. Предложит, Галка, - не отказывайся! Поняла? Жизнь-то одна!
