Еще до их окончательного подхода все вскочили, но никто не успел мне помочь. Брызжухин рвался (говорила потом Ирочка) ко мне, но она, дура (говорила она потом), почему-то в него вцепилась, Корш сбил Стива с ног в тот момент, когда они были совсем уже рядом, близко, и первый милиционер взял за шкирку и поднял Стива, а второй просто клещами сжал мою руку, плотненькими тисочками. Им нельзя было, конечно, нас бросать, так что остальные метнулись к леску и исчезли, да и непонятно было, кто они, эти остальные: может, они были трусливыми свидетелями, а вовсе не друзьями и не участниками…
— В машину, — сказал мне второй.
— Можно я лицо помою? — спросил я как-то вяло.
— Можно, — сказал он и повел меня к воде.
Там он отпустил меня, я умылся, вернее, начал умываться.
— Что произошло? — спросил он. Почему-то я отвечал не запинаясь, может, потому, что продолжал мыться.
— Да этот заставлял одного парня лезть в воду за бутылкой, издевался, — сказал я.
— Ты их знаешь?
— Нет, — соврал я, полоща рот от крови.
— А они между собой? Знакомы?
— Вроде нет, не понял.
— Ты-то чего полез?
— Он издевался, — сказал я.
— В каком классе?
— Кто?
— Я, — сказал он, вдруг улыбнувшись.
— В девятом, заканчиваю.
— Отличник?
— Нет, чуть выше среднего. Отличник? — я даже рассмеялся.
— Ну, поехали. Хочешь в милицию?
— Оч-чень, — сказал я. — Вообще-то мне бы не следовало.
— Ну да? Почему?
— Маме это ни к чему. Она нездорова, — соврал я.
— Хм… Ну, оставайся. Ладно. Я все видел, да и лицо у твоего обидчика знакомое, а-а, вспомнил, я здесь его и видал. Выпендривался.
Он ушел по скрипящему песку. Плечи слегка опущены. Седой. Все это я отметил боковым взглядом: я смотрел на Регишу. Она продолжала сидеть на песке, точнее — на дощечке на песке, глядя на воду, мимо меня (потом я понял — мимо всего).
Я подошел к ней.
— Меня предупредили недавно, — сказала она ничьим голосом, и я похолодел, — что тот его привод — предпоследний, значит этот последний. — И дальше, уже как гром выстрела. — Зачем ты это сделал? Зачем ты начал?..
— Не я, так это бы сделал Брызжухин. Стив издевался над ним.
— А раньше? Не издевался? Брызжухин пощадил бы свои хоккейные руки, а оправдание придумал бы. Не в лодке дело, не в мотоцикле, не в пятнадцати рублях. Мой отец и мачеха — не в счет. У меня есть только он, мой родной брат. В школе, когда я была поменьше, только он защищал меня, только он. Хороший, плохой — он мой брат.
Она встала, глядя мимо меня (только раз бегло взглянула), сделала шаг от меня… еще шаг… еще… Уходила… Ушла.
