— Красота какая!..
— Дружище. Но мачта-то будет из таких вот труб, как твоя.
— Сегодня, — говорю я, — знаете, сегодня я часа два рисовал паруса. И почему-то катамаран.
— Ну, это вообще потрясающе! Это почище, чем совпадение мыслей. Мы не думали друг о друге, а чувствовали одно и то же — и ты приходишь!
— Здорово!
Он говорит:
— Ты подключайся. Если хочешь, конечно.
— В каком смысле? Как это — подключайся?
— Ох, балда ты! Ну просто необходимо событие, равнозначное тому, что мы сходно ощущали в одно и то же время, и в это же время ты зашел. Не понимаешь?
— Не, не понимаю.
— Давай строить катамаран вместе. Практически с нуля. Я еще и материал не раскроил. Будешь со мной строить? Я приглашаю.
Он улыбается, хлопает меня по плечу, я стою, опустив голову, я молчу, поверите ли — меня трясет; наконец, я говорю всего одно слово, которое вовсе, ну, абсолютно не передает тот шквал, который крутится во мне.
— Буду, — кое-как произношу я. — Буду.
Как сквозь туман я слышу его довольный смех и вереницу каких-то сказочных слов:
— Раскрой поплавков, склейка, сварные работы, шверт, руль, достать еще материал на паруса… А там — в плаванье. Вместе уйдем в плаванье!
— Да, вместе уйдем в плаванье.
— Представляешь?
— Не, если честно — то нет, не представляю.
Вдруг я начинаю счастливо хохотать.
— Как я соскучился по этим делам! — Это его голос. — Лет десять не ходил под парусами. Ведь у меня был свой швербот, сам строил. Ох, как я соскучился, Егор!
— И я, — говорю я. — Если бы вы знали — как я-то соскучился!
— Строил сам когда-нибудь?
— Не, не строил. И не ходил ни на чем. Не плавал никогда.
— Понимаю, понимаю, сам был таким.
— За две недели построим, Алексей Яныч?
— Смешной ты, малыш! За две недели? За два месяца, дай бог. Но к лету все будет о’кей. К лету, я думаю, сбросимся на воду. Потом доводка. А там — поплывем. Поплывем!
После была кипа бумаги, пучок фломастеров: мы рисовали катамараны.
— Ты неплохо рисуешь, — сказал он.
— Правда? Вот уж не подумал бы.
— Не учился, конечно?
— Откуда? Просто так, сам.
— У тебя приятная линия. На первый взгляд неправильная, на самом деле — довольно выразительная. Твой парус дышит!
— А как я, собственно, поплыву? Ну не с вами, с вами-то просто, а вот если бы я сам попробовал: я ведь в парусных делах — ноль!
— Натаскаем тебя.
Наш катамаран! Я чувствовал, как сладко обмирало мое сердце, когда он так говорил. Буквально обмирало и действительно сладко — иначе и не скажешь. Внезапно, остро так, мелькали иногда мысли о Регише. Странно устроен человек: без всяких оснований я радостно чувствовал, что когда она завтра позвонит, все будет хорошо.
