Хороша ли для вас эта песня без слов | страница 17

— Скоро найдем, — сказал Артур. — Я здесь не раз побывал. Просто очень солидная стоянка, здесь их тыщи, лодок. Найдем свою.

Я вздрогнул и сжался от волнения — Региша взяла меня под руку.

— Здесь хорошо, — шепнула она.

— Да, очень, — прошептал я. — Я вообще люблю залив, море.

Песок скрипел под ногами; бродил по лодкам, по воде и по камышу свет фонарика. На секунду у меня возникло ощущение, что это не стоянка лодок, а их кладбище, сотни брошенных лодок; правда, это была никакая, конечно, не свалка: лодки стояли строгой цепочкой, в каком-то правильном порядке, с равными расстояниями между ними. Региша держала меня под руку: пожалуй, это единственное, что я остро чувствовал, остальное в сотую долю силы, тоже, как в тумане.

— Вот она, — сказал Артур, останавливаясь. Мы тоже остановились. Медленно Артур обвел лучом фонарика всю лодку. Она стояла на песке, но очень ровно, строго, подпертая под высокие борта в шести точках крепенькими бревнышками по полметра каждое. Как и многие, она была с каютой. Корпус был темно-зеленый, каюта — белая; белой же краской на правой скуле лодки было и ее имя, которое мне сразу понравилось, — «Муравей»; мне вообще нравились эти умные насекомые, наверное, поэтому я никогда не обижался на них, когда они меня кусали: мне всегда казалось, что уж они-то, в отличие от комаров, кусали за дело.

— «Муравей», — сказала Ира. — Симпатяга.

— Видишь, какая посудина, — сказал Артур, обращаясь явно к Стиву, — это, в сущности, морской ял, ну, не новенький, конечно, но хозяин и хочет за него сущие гроши — четыреста рублей.

— Ну да, для него-то гроши, а для нас… А чего он так дешево?

— Да он другую штуку покупает, вот и торопится.

— Все-таки четыреста. А сколько же в этого «Муравья», по-твоему, народу влезет?

— Не знаю. Человек семь-восемь влезет, я думаю.

— Мотор стационарный? А в каком состоянии?

— Сказал, что в хорошем. Проверить можно, не вслепую же брать.

Дальше произошло неожиданное, Стив сделал шаг в мою сторону, положил мне руку на плечо и непонятным голосом, то ли ехидным каким-то, то ли заискивающе-дружеским, спросил:

— Ну как, Егор, будешь входить в долю?

Я молчал. Честно говоря, я не очень-то понял, о чем он спрашивает. Вероятно, до него это дошло.

— Если мы будем брать эту лодку, то в складчину: каждый внесет часть денег, усек? Саму суть?

Суть-то я усек, разве что не понял: при чем здесь я, сколько человек будут вносить деньги, по скольку и откуда они, собственно, эти деньги, у меня возьмутся.