— Хети, по какому принципу устроена эта часть города?
— Это сетка, господин. Все улицы представляют собой прямые линии, пересекающиеся друг с другом, так чтобы все здания в их секциях были одного размера. Это совершенно.
— Совершенно, но не закончено.
Хети проигнорировал мое замечание, но Тженри добавил:
— До Празднества осталось мало времени. Привезли дополнительную рабочую силу. Но даже с ней сложно будет успеть к сроку.
Хети продолжил экскурсию:
— Справа от нас министерство записей, а за ним — Дом жизни.
— Министерство записей? Я бы туда сходил.
— Это обширная библиотека, в которой собраны сведения обо всем и обо всех.
— Она единственная в Обеих Землях, — весело вставил Тженри, словно это казалось ему великой мыслью.
— Значит, мы все там, в виде сведений?
— Думаю, да, — сказал Хети.
— Поразительно, как несколько знаков на папирусе могут считаться отражением наших жизней и тайн и храниться, читаться и запоминаться.
Хети кивнул, словно не совсем понял, о чем я говорю.
— А что за строение за ним?
— Малый храм Атона.
— А тот, в отдалении?
Впереди, напротив искрящихся вод и парусов на Великой реке, я увидел низкое, бесконечно длинное здание.
— Большой храм Атона, который предназначен для особых торжеств.
— Где я встречаюсь с фараоном?
— Мне поручено привести вас в Большой дворец, но сначала показать вам Малый храм Атона.
— Дома, дворцы, храмы, этот — Большой, тот — Малый. Сбивает с толку, вы не находите? Что плохого в старых порядках?
Хети снова кивнул, не зная, что ответить. Тженри ухмыльнулся. Я ухмыльнулся в ответ.
Впереди я видел людской поток, вместе со своими тенями направлявшийся к внушительным пилонам храма: шесть из этих ослепительно белых пилонов располагались попарно в центральной части здания. С ленивым изяществом развевались на высоких шестах разноцветные полотнища, колеблемые речным бризом. Каменные фасады пилонов, золотившиеся в лучах заходящего солнца, были покрыты незавершенными иероглифами. Я попытался прочитать некоторые из них, но я никогда не был в этом силен. Затем мы прошли через центральные пилоны, людская река так и швыряла нас, сужаясь при проходе через сторожевые ворота под еще одним резным изображением Атона, а затем разбиваясь на группы, суетясь и растекаясь по открытому двору с колоннадами по обеим сторонам. Люди деловито разошлись по своим местам. Закат солнца — важное время молитвы, в эти дни важнее, чем когда-либо прежде.
Этот храм не походил ни на один из тех, что мне доводилось видеть раньше. Большие темные каменные храмы Карнака — это лабиринты, освещенные несколькими лучами ослепительно белого света и ведущие в еще более мрачные помещения. Все гарантирует, что бога постоянно прячут глубоко в сумрачных недрах его дома, вдали от дневного света и бесчисленных смертных почитателей. Этот же храм, широко открытый воздуху и солнцу, являл собой полную им противоположность. Обширные стены, разбитые на панели и секции, были украшены тысячами рисунков, и почти все они, насколько я мог увидеть, изображали Эхнатона, Нефертити и их детей, поклоняющихся Атону. И все пространство было заполнено сотнями алтарей, стоявших рядами и вдоль стен. В дальнем конце располагались святилища, опять же со многими алтарями. В центре, на возвышении, окруженный курильницами в виде цветков лотоса, помещался главный алтарь с грудой продуктов и цветов из Верхнего и Нижнего Египта. Как умно объединить приношения Обеих Земель на одном алтаре и как нарочито для нашего неспокойного времени! И куда ни взглянешь — повсюду разнообразной величины статуи Эхнатона и Нефертити, обративших к своим подданным не отстраненный взгляд официальной власти, но живые, человеческие лица, искусно вырезанные из известняка; руки правителей переплетены либо воздеты или сложены горстью для получения божественных даров солнца, которое в этот вечер, как и в каждый, лилось на них потоком с настоящего неба. И люди стояли неподвижно, широко открыв глаза и протягивая свету свои жертвы: цветы, пищу, иногда даже младенцев.
