— Нельзя ли как-нибудь иначе? — спросил Николай Николаевич. Насчет прыжков я не особенный мастак.
Он нервно курил свою неизменную козью ножку.
— Знаете, в 1913 году я в гимназии получил звание чемпиона по прыжкам. Но срок, понимаете ли, довольно большой для потери квалификации.
Однако он прыгнул довольно удачно, упав на руки. За ним — Горцев и я. На карабине очень быстро перекинули все рюкзаки. Оставались Сорокин и Гусев. Сорокин стоял в стороне, не отводя расширенных глаз от края расщелины.
— Иди сюда, обвязывайся, — резко сказал ему Валентин.
Сорокин молча покачал головой.
Ну что там такое? — нетерпеливо закричал Сухорецкий.
Гусев подошел с веревкой к Сорокину. Но тот судорожно отмахнулся.
— Иначе нельзя, — сказал ему Валентин. — Пустяковое дело. Когда сдавал на значок ГТО, ты в два раза дальше прыгал.
— Нет… — выдавил, наконец, из пересохшего горла Сорокин.
— Да ведь мы тебя удержим свободно. Смотри: один конец будет на той стороне у Шекланова и Суха. А другой я пропускаю через карабин — вот гляди. Неужели, ты думаешь, не удержим?
— Не могу, — сказал Сорокин и сел на камень.
— Ну сиди! — Гусев, не давая ему опомниться, ловко обвязал его петлей. — А теперь — живо! Прыгай! Ну! — крикнул он грозно, заметив, что Сорокин пытается развязать узлы. — Тащите его, ребята, пусть треснется о камень…
— Сорокин, считаю до трех, — крикнул Сухорецкий и потянул веревку.
Сорокин обхватил руками Гусева и захныкал, как ребенок.
— Не могу, ну понимаешь, не могу — голова кружится.
— Я ее тебе ледорубом прошибу, — закричал Гусев и в первый раз за много лет я услышал, как он выругался. — Будешь прыгать?
— Раз! — сказал Сухорецкий.
С тревогой ждали мы, чем окончится внезапный приступ горной болезни у Сорокина.
Обычно, если дать человеку, охваченному этой болезнью, оправиться, отдышаться, а еще лучше — немного спуститься вниз — «отдать высоту», слабость и растерянность бесследно исчезают.
Но сейчас мы не могли ждать. Расщелина проходила по такому месту, где каждую минуту мог начаться сильный камнепад. Мелкие осколки породы летели не переставая, и только благодаря тому, что место, выбранное для переправы, находилось под защитой коричневого валуна, у которого мы отдыхали, никто еще не был ранен. Камни проносились теперь все чаще и чаще. Некоторые басовито жужжали, другие, как пули, взвизгивали над самой головой.
Загрубский, лежа за камнем, следил за этим «обстрелом», предупреждая об опасности.
— Два-а! — протяжно сказал Сухорецкий. В ту же секунду раздался крик Загрубского.
