ВРЕМЯ: 16.48
Ньют не имела ничего против, когда с ней обращались как с ребенком. Она знала, что некоторые дети очень сердились, когда взрослые ими пренебрегали, но Ньют считала, что злиться из-за этого глупо. Как-никак, они были детьми. И взрослые вовсе не пытались обидеть их правдой.
И она отнюдь не спешила взрослеть. Взрослые много ворчали. Нервничали из-за вещей, которые казались совсем не важными – из-за чего-то по поводу разногласий, которые, по их мнению, назревали, но еще не случились. Ее родители служили тому прекрасным примером. А в последнее время они, казалось, беспокоились о чем-то, чего Ньют решительно не понимала.
Зато она понимала, что во всем этом не было смысла. От стресса они становились резкими и напряженными, и это напряжение потрескивало между ними, точно та невидимая энергия, которая поражала Ньют каждый раз, когда она копалась в свежевыстиранной одежде в поисках одинаковых носков.
«Статика, – подумала Ньют, гордая собой. – Ну, конечно, вот это слово».
То невидимое статическое электричество, что шипело в воздухе между ее родителями последние несколько месяцев, постоянно набирало силу, но сегодня было особенно неприятным. Ньют сидела дома, делая уроки, и видела, как они перемещались по комнатам, словно избегая друг друга… и ей пришлось уйти.
Тим был полностью погружен в своих «Пылающих богов», и, когда она спросила, не хочет ли он сходить на кухню и узнать, нет ли у Броны Флэрти для них фруктового льда, брат ничего не ответил. Так что она пошла без него.
Ньют любила фруктовый лед. Особенно вишневый, хотя в теплице росла вишня и, попробовав сам фрукт, она удивилась, почему вишневый лед так назывался, раз в его вкусе не было ничего от вишни.
Погруженная в подобные размышления, она чуть не врезалась прямо в человека, который поспешно вышел из-за угла административных офисов.
– Ой-ой! – воскликнул он, выставив перед собой руки.
Лишь когда Ньют посмотрела на него, защищая свой вишневый лед от неизбежного столкновения, то поняла, что перед ней был капитан Бракетт. Узнав ее, капитан улыбнулся.
– Эй! Ребекка, да? – сказал он с таким видом, будто разгадал какую-нибудь загадку. Взрослые такие странные. Хотя улыбка у него была приятная.
– Ньют, – отозвалась она. – Все называют меня…
– Точно, прости! – сказал капитан Бракетт. – И прости, что чуть тебя не сбил. Чересчур задумался, хотя это, конечно, не оправдание. – Он опустил взгляд. – Это что, клубничный лед?
Он изобразил улыбку, но Ньют она показалась напряженной, будто капитан хотел быть добрым с ней, а сам злился на кого-то еще. Казалось, он создавал свою статику и его окружало некое облако подавленности.
