— И теперь его нет, — специально больно резанул я.
Зинаида замолчала.
— Да, его нет, — продолжила она тихим голосом. — Но пусть у меня останется это.
— Что?
— Пусть со мной останется его смерть.
— Как это? — я действительно не понимал, что она имеет в виду.
— У меня был муж, но он умер. У меня был сын, но и его не стало. У меня ничего больше нет, кроме его смерти и этих переживаний. Да, вы мне помогли. Вы мне помогаете, и я чувствую, что продолжи мы терапию, я излечусь от этой утраты. Но мне это не нужно. Я хочу сохранить эту боль, хочу переживать эти страдания. Я хочу жить этим, ведь у меня больше ничего нет и не будет.
— Вы собираетесь остаться со своим горем? — воскликнул, так как был искренне изумлён услышанным.
— Да.
— Но... Это не жизнь, это проживание...
— Я так хочу, — упорствовала Зинаида. — На групповых занятиях вы много говорили про возможность выбора и решения, вы говорили, что любое решение хорошо, главное принять окончательно. Главное — решить. Вот я и решила.
Я замолчал.
Впервые я столкнулся с тем, что человек осознанно выбирал нездоровую жизнь, отказываясь «вылечиться» от смерти близки и продолжить свой путь дальше.
Зинаида смотрела на меня решительно, всем своим видом показывая, что готова к конфронтации и защите своих позиций.
— Но вы же будете болеть, вы же будете страдать, — я ощутил, как мои щёки загорелись. — Вы не проживете свою жизнь, вы не сможете продолжить жить. По сути, вы отказываетесь от своей свободы. Психосоматические заболевания, вечное ощущение горя и безысходности жизни, тоска по утрам... Это же болезнь!
— Это мой выбор, — отрезала Зинаида.
Её губы плотно сжались в линию, плечи расправились, она вздёрнула подбородок. В голосе зазвучали манерные нотки, речь приобретала пафосный апломб.
— Вы не вправе мне указывать, что делать, — сказала она. — Важнее меня для сына никого нет! Я была для него лучшей матерью, я всё ему давала! Вечерами мы долго лежали на одном диване, обнявшись, я была для него самым лучшим другом! Он и не имел других друзей, даже девушку не заводил, так как говорил, что такую как я ему не найти!
Это уже было определённым видом инцеста, и я мысленно ужаснулся.
Зинаида Михайловна продолжала спорить со мной, отстаивая своё право на патологическую утрату, на болезнь.
После нескольких подобных бесед я сдался, так как это уже не походило на психотерапию.
Я верю в решение и выбор. Да, это патологический выбор, да он не способствует улучшению её состояния, но это выбор. Она настаивала на возможности, оставить утрату вместо сына.
