Я продолжил формальную беседу для того, чтобы поскорее назначить лечение. На секунду я задумался над своей спешкой и к своему удивлению обнаружил, что меня гонит внутреннее раздражение.
Я вновь прислушался к себе — надо было разобраться, что со мной происходит, пока это не обернулось бедой для пациента.
Передо мной сидит женщина в переживании утраты. Причём, одна утрата текущая, а вторая патологическая, что, в общем-то, делает настолько болезненными и нынешние переживания. При чём тут раздражение? Ответа не было... Но вместо этого ощутил острое чувство вины.
Я начал злиться на самого себя из-за того, что не могу разобраться в своих чувствах и лишь больше в них вязну.
Мне стало стыдно из-за своего непрофессионализма. По всей видимости, преморбидно[13] она имела нарциссические черты личности. Однако сейчас всё смешалось — индивидуальные проявления смазались реакцией утраты. Я не раз видел подобные случаи и мог предсказать, что с уменьшением остроты утраты, сильнее проявится её нарциссизм.
Сделав усилие, я переместил фокус внутреннего внимания со стыда и чувства вины — вязнуть в них было непродуктивно, сейчас это мешало.
— Жизнь кончилась, ничего дальше нет... — прошептала Зинаида.
Я опомнился от своего переносного морока.
Вот он — тупик.
Стена, за которой ничего нет.
Была жизнь, и нет жизни.
Жизнь... утрата... Я знаю, что такое утрата. Не смерть, как утрата, но потеря чего-то другого.
— И хочется заснуть и не проснуться... — сказал я тихо, глядя в окно.
Зинаида кивнула и через секунду расплакалась.
Как только я ощутил эмпатию по отношению к Зинаиде Михайловне, изменилось многое: исчезло раздражение, ушли дурные мысли и неуместные реакции.
Зинаида тоже изменилась: она впервые посмотрела на меня и заговорила о себе и своих переживаниях. Я смог достаточно полно и обстоятельно собрать анамнез, выделить жалобы и прицельно назначить лечение. Когда она выходила из кабинета, то выглядела обнадеженной.
Дальше терапия с Зинаидой пошла хорошо, по крайней мере, мне так казалось.
Но на одной из встреч она сказала:
— Он не умер для меня, — Зинаида говорила уверенно.
— Эм... — я приподнял брови, но вовремя совладал с удивлением.
Последовало моё длинное объяснение по поводу того, что «он всегда будет в вашем сердце» и прочие «штампованные» фразы.
— Нет, я понимаю, что он умер, но я не хочу лечиться от этой утраты, — сказала Зинаида Михайловна настойчиво.
Я очень часто заморгал.
— Доктор, поймите, он был для меня всем. Я дышала им, я любила его и теперь...
