Раздумья в сумерках жизни | страница 137



Вспоминаю своё прежнее общение с друзьями мужа. К моему сожалению, я себя всегда чувствовала в их компании довольно скверно и неуютно, поскольку решительно не понимала их шуток, анекдотов и вообще причин для таких шумных застолий. Я под каким-нибудь предлогом старалась покинуть их компанию, и муж за это на меня не обижался. Понимал, видимо, что я для них совершенно чужой человек, из другой среды, также для них непонятной. Да и видно было, что они меня тоже стеснялись. Поэтому своим присутствием я их старалась не обременять. Сейчас мне кажется, что я в своей жизни многим мешала и портила настроение. Таким неуютным и, видимо, неуживчивым человеком была со многими своими знакомыми. Хотя хороших друзей и близких знакомых у меня в своё время было предостаточно, как и надоедливых поклонников. Но безжалостное время сделало своё чёрное дело. Сегодня уже многих не осталось в живых, других судьба раскидала по необъятным просторам нашего Отечества. Так я и осталась в печальном старческом одиночестве. Хотя, по правде сказать, старухой себя не считаю и свою личную жизнь смогу устроить вполне даже на приличном уровне, но без официального замужества.

Как-то недавно мы с подругой побывали на одном интересном концерте, который произвёл на меня сильное впечатление и необычайно взволновал. Какой-то странный и бородатый дядька, весь седой, с плохо запоминающейся фамилией, совершенно лишённый вокальных способностей, однако очень мило и задушевно исполнил новую незамысловатую песенку про «Два одиночества». И свершилось чудо: она потрясла меня до глубины души. Я возомнила, что эта чудесная песенка написана про мою не совсем удавшуюся жизнь и про таких же одиноких женщин, как я сегодня. Возможно, это мистика? Пусть будет так. Но порой мне кажется, что это и про нашу бестолково начавшуюся жизнь с Димой и что с этой простенькой песенкой мы долго не расстанемся, даже если наш костёр любви больше не разгорится. Такое вполне возможно.

Моя доченька сегодня – это моё единственное счастье и несчастье в одно и то же время. Наша кровная связь с ней была прервана, в общей сложности, на полтора десятилетия, и за это время что-то произошло – непривычное, ужасное, и связующая нить чувств дочери к родной матери была порвана, а связать её, наверное, будет невозможно. Редкие встречи с дочкой в период моих приездов в очередной отпуск не сближали нас так, как мне бы хотелось. Ребёнок он и есть ребёнок. Она быстро меня забывала, когда я вынуждена была уезжать обратно заграницу. Конечно, моей девочке было нелегко привыкать ко мне за короткое время отпуска, затем с трудом отвыкать. Для ребёнка это была мука, для меня – пытка, и с этой морокой приходилось постоянно иметь дело моим немощным родителям, которых я бездумно обрекла на мучительную старость до конца их дней. Моя вина перед ними безмерна. Простят ли они мою вину за их страдальческую старость, не знаю, но со слезами на глазах я молю их меня простить. Возможно, простят, но я себя – никогда, и это для меня тяжелейшая пытка носить в себе горькую вину перед родителями всю жизнь.