Да-а, слишком поздно я с горечью поняла, что в долгом ожидании крепчает только характер и, увы, слабеет надежда и умирает любовь, с чем смириться невозможно. Сейчас между нами с дочерью обычной душевной близости нет и, боюсь, уже не будет. Об этом даже страшно думать. Это тяжёлая расплата за мою счастливую, как казалось, жизнь в прошлом. В это жаркое лето она отдыхала у меня. Посещали с ней театры, музеи, съездили на неделю в Ленинград и время провели достаточно продуктивно, как она сказала при прощании.
Однажды из любопытства заглянула в её чемодан и случайно натолкнулась на её записные книжки. Пусть правильно поймёт и простит меня любая мать, оказавшаяся в подобной ситуации. Маленькие, исписанные мелким почерком, книжечки я прочитала и сникла. Лучше бы не читала. Особенно поразило её отношение к отцу и переписка с ним, когда она ещё жила у моих родителей. Это уже потом, после их смерти, отец забрал её к себе, и сейчас она учится на первом курсе института, где он заведует кафедрой. А тогда на её письменный вопрос к нему, по какой причине мы разошлись, он бессовестно отвечал ей, восьмикласснице: «Твоя мать сдуру, как у неё всегда и во всём получалось, выскочила замуж за старого мужика и умотала порхать за границу ловить экзотических бабочек и сомнительные наслаждения. В других вопросах в отношении нашего развода сама разберёшься, когда повзрослеешь».
Я была в ужасе. Сказать обо мне такую пошлость нашей, тогда ещё юной доченьке, облить грязью её мать – на это был способен только он, как душонка мелкая и злопамятная, что для настоящего мужчины просто неприемлемо. Признаюсь, что ни один человек не может стать настолько отверженным и чужим, чем тот, кого я в прошлом вроде бы полюбила, а потом стала презирать. Не желаю больше о нём ничего дочери ни говорить, ни тем более наедине вспоминать. Тяжело и грустно.
С материнской горечью узнала из её записных книжек, что моя роднулька пережила к этому времени бурный скоротечный роман, но заметного следа в её молодом сердце он не оставил. Жутко, больно и обидно, как она безответственно отнеслась к своей жизни, и это в её-то юные годы – самые яркие, полные надежд и веры в счастливое будущее. Я часто плачу, что моя дочь так и не испытала самого возвышенного чувства взаимной любви, что в нашей жизни и делает человека настоящим человеком, счастливым и уверенным в себе на долгие-долгие годы, а порою и на всю жизнь.
Поверьте, очень горько сознавать мне, матери, что моя дочь сама обделила, обокрала свою жизнь, и этого даже не почувствовала. Сердце моё, сердце! Сколько же ему ещё предстоит вынести неожиданных открытий, разочарований и тяжких огорчений в отношениях с нею! А о дальнейшей её жизни и думать невыносимо больно после всего, что с ней произошло. Однажды во время вечерней прогулки предложила ей переехать ко мне. Она помолчала, упрямо сжав губы, и ответила не сразу. Потом, не глядя мне в глаза, тихо, почти шёпотом, сказала, что подумает, посоветуется с отцом. От такого ответа моё сердце будто в преисподнюю провалилось. Казалось, замерло, потом начало бешено колотиться, готовое из груди вырваться. Больше я об этом разговора с ней не заводила, чтобы сохранить между нами хотя бы то, что ещё можно было в нашей ситуации.
