Время шло, в машине молча курили. Временами хрипела рация, ровно стучал мотор, торопливо пробегали редкие прохожие, а бабы Ули все не было. Наконец один оперативник не выдержал и сдержанно ругнулся:
– Да где она запропастилась в конце-то концов…
– Да балабонит с кем-нибудь старая, а про нас и забыла, – живо отозвался другой. Усатый кивнул шоферу:
– Ну-ка, посигналь.
Тот длинно, несколько раз посигналил. Через некоторое время в подъездах домов гулко и часто захлопали выходные двери: доверчивые жильцы в спешке выскакивали на улицу с мусорными ведрами и, чертыхаясь, также резво возвращались обратно. Оперативники весело рассмеялись. Шофер пояснил:
– Половина машин сегодня из-за мороза не вышла из парка, вот и нет мусоровозок, заждались люди.
Истомленный долгим ожиданием бабы Ули, старший озабоченно сказал, оглянувшись на сослуживцев и как бы ища у них поддержки:
– Время попусту теряем, хлопцы. Сегодня почти во всех организациях города наконец-то выдают зарплату, так что наверняка вызовов будет много и вкалывать придется всю ночь…
– Это как всегда, – лениво и вразнобой отозвались сослуживцы.
Неожиданно легкий стук в дверное окошко. Это баба Уля неслышно подошла к оперативной машине, видя занятых разговором оперативников, выжидательно потопталась немного и стеснительно постучалась в дверку. Форточка открылась. Баба Уля, упреждая неприятные расспросы, с душевным облегчением от чувства исполненного долга выдохнула:
– Опять никовошеньки, штоись ума не приложу, куда этот зловонкий хряк заныкался, ведь на глазах, кажись, нырныл в эти двери…
Усы тяжело вздохнули, замерли, потом дрогнули:
– Ты вот что, Никифоровна, зайди-ка сейчас к своей живописной соседке и скажи ей, если есть надобность, пусть сама позвонит нам или придет. Мы все обговорим с ней и решим, как дальше быть насчет этого дела. Хорошо, Никифоровна?
Баба Уля не успела уразуметь очередное полученное оперативное задание и что-либо на него ответить, как машина сердито фыркнула и круто взяла с места. А баба Уля, упластавшаяся от долгого лазания по этажам в поисках насильника, в недоумении смотрела вслед сгинувшей за углом машине и гадала: ладно она сделала или неладно, что попусту вызвала милицию, холера их знает. Угнали молчком и ни спасибо, ни до свиданьица, и не ругнули даже, – гадай теперича, мучайся. Усатый мужик, видать, грозовой, на язык занозистый, голосище-то командирский. Так ее укомандовал, что она и мороза не чует, ноженьки подкашиваются. Ну никак не могла она взять в толк, как это можно словить преступника, не вылезамши из машины. Так ведь и старого кота в амбаре не изловишь. Поди-ка неладно делали свое дело служивые люди. Сроду, сколько себя помнит баба Уля, не приходилось ей вот так, почти нос в нос, сталкиваться с насильником и оперативниками, как сегодня. Всякое в ее долгой колхозной жизни бывало, но чтобы в доме, на глазах у людей насильничали да срывали шапки, не видала такого. Конечно, в колхозе всегда поворовывали. Тащили для себя кто как мог. Так ведь опять же без этого не прожить. Колхоз давно бы развалился, все бы поразбежались. Да и тащат-то не чужое и не с людей, а свое, колхозное…
