От города Тольятти, где тогда стояла наша воинская часть, до города Куйбышева около ста километров, и проехали мы этот путь в тёплых автобусах незаметно, с песнями и весёлыми разговорами. Проезжая центр города, Паша с притворной заботой спросил:
– Ждёшь?
– Жду, если честно.
– Жди, – с притворной грустью ответил он и от души рассмеялся.
Когда поезд тронулся, он ещё раз спросил меня об этом, понятно, что в шутку.
– Теперь нет, – уверенно ответил я ему, и он со всей серьёзностью пожал мне руку и сказал:
– Благодарю за примерную выдержку, – и добавил: – Мы и не подозревали, с каким стойким воином рядом несём службу, – и все, кто находился в купе, весело рассмеялись, а я вместе с ними. Так мой армейский должок – отсидеть пятнадцать суток на гарнизонной гауптвахте – оказался неисполненным по независящим от меня обстоятельствам.
В Челябинске мы с Пашей последними дружески распрощались с нашими приятелями по службе – Рудольфом Кепфом, Эриком Зупанчичем, Юрием Кацем, Костей Шевченко, Виктором Чилимовым и многими другими приятелями, имена и фамилии которых неумолимое время из моей памяти стёрло.
После прощания мы, долго не раздумывая, зашли к нашему товарищу, бывшему сослуживцу, Меркурию Батыреву, демобилизовавшемуся по льготе на четыре месяца раньше нас в связи с поступлением в политехнический институт. Да и жил он неподалеку от вокзала. При встрече распили бутылочку водки, любезно выставленную нашим приятелем, сфотографировались, немного поговорили и, тепло попрощавшись, пошли на вокзал, чтобы Паше ехать в Свердловск, а мне в Курган.
Я с волнением уезжал из города моей юности Челябинска, в город моего детства Курган, где жила мама, две сестрёнки с младшим братишкой, а это для меня тогда был по сути весь мир между небом и землёй, это были самые дорогие для меня люди. Причина возвращения в родной для меня город была очень даже весомая. Хорошо помню, что был поздний зимний вечер. Медленно крупными хлопьями падал пушистый снежок и в отсветах вокзальных фонарей казался сказочным. На душе было грустно. Паша был последним моим сослуживцем, с которым я распрощался тогда на заснеженном перроне Челябинского вокзала, и наша судьба сложилась так, что мы с ним больше никогда не встретились. Помню, как он решительной походкой пошёл тогда к своему поезду: высокий, стройный, с тощим солдатским сидорком на плече, и бесследно растворился в белёсой мути позднего вечера. Да жив ли он ныне, как и другие мои приятели? Сохрани их Господи!
