Редактор сидел за огромном столом, покрытым пылью и исчерканными вдоль и поперек верстками. Редактор лениво расчерчивал синим карандашом большущий лист белой бумаги, слушая в пол уха то, что ему излагает Макомбер.
— Вы можете продемонстрировать всем избирателям Гатлина, — торопливо говорил Макомбер, склонившись через стол к редактору, — каких людей они избрали, и как эти люди им служат. Вы можете показать всем собственникам нашего округа, какую защиту им обеспечивает шериф, окружной прокурор и окружной казначей, получившие свои посты в результате всеобщего волеизлияния. Всем будет очень интересно узнать, что преступники, совершившие кражу в нашем городе, разгуливают на свободе, показывая длинный нос правоохранительным органам округа. На вашем месте я состряпал бы оглушительную передовицу. Девяносто вшивых долларов. Стоит газете высказаться по этому вопросу, и шериф завтра же пошлет человека в Лос-Анджелес. Вы меня слушаете?
— Да, — ядовито произнес редактор, проведя три жирных синих линии на листе бумаги. — Почему бы тебе, Макомбер, сейчас не вернуться на службу и не приступить к выполнению обязанностей третьего помощником шерифа? По-моему — самое время.
— Вы — партийная газета — язвительно произнес Макомбер, — и в этом все дело. Вы — Демократы, и не вякните даже тогда, когда ваши демократические политиканы умыкнут на грузовиках весь городской центр. А газетка ваша продажный листок!
— Это точно, — сказал редактор, продолжая хладнокровно линовать бумагу. — Ты одним ударом загнал последний гвоздь в крышку нашего гроба.
— О… — протянул Макобер, поворачиваясь, чтобы уйти. — Ради всего святого…
— Знаешь, Макомбер, какая у тебя главная беда? — спросил редактор, и тут же сам ответил: — Твоя главная беда состоит в том, что ты не получаешь достаточного питания. Тебе надо лучше питаться.
Чтобы придать больше значимости своим словам, редактор поднял карандаш, направил его кончик на Макомбера и держал его так до тез пор, пока третий помощник шерифа не выскочил из кабинета, громко хлопнув дверью.
Макомбер уныло брел по улице, не обращая внимания на обжигающее солнце.
По пути на службу он прошел мимо своего дома. Жена по-прежнему сидела у окна и смотрела на вечно пустынную улицу, и оживляющуюся лишь субботними вечерами.
Макомбер посмотрел на неё с противоположной стороны улицы и громко спросил:
— Неужели тебе за весь день нечем заняться, кроме как торчать у окна?
Она подняла глаза на супруга, и, не снизойдя до ответа, вновь устремила взгляд вдоль улицы.
