Уже в начале сценария герой в первые минуты выхода на свободу вдруг начинает читать Есенина. Это бы не показалось странным, если б в тексте стихов не проявилась кодировка опасной, грозовой ситуации:
...в снежную выбель
Заметалась звенящая жуть.
Здравствуй ты, моя черная гибель,
Я навстречу тебе выхожу!..
. . . . . . . . . . . . . . . .
И пускай я на рыхлую выбель
Упаду и зароюсь в снегу.
Все же песню отмщенья за гибель
Пропоют мне на том берегу.
Таков был замысел автора. Он натолкнулся на "членовредительство" тех, кто решал судьбу выпуска картины на широкий экран, почувствовав некую угрозу для себя. Многое потом исчезло при авторской доработке, при монтаже и редактировании фильма, но осталась тревожная интонация, которую почувствовал зритель... В литературе это называется "неуловимостью подлинно поэтических ощущений", которую при чтении сразу обнаруживает профессионал.
Убери Шукшина из этого фильма, отдай роль Прокудина другому актеру увы, произведение враз потускнеет, станет банальным. Личность Василия Макаровича озаряет замысел кинофильма, жжет неразгаданностью тайны, точностью, волшебством таланта, свежестью, остротой шукшинской индивидуальности, правдой духовного мира русского характера.
Большинство критиков почему-то писало о Егоре-преступнике, о Егоре потерянном человеке, а фильм был совсем о другом. Он воплотил жизнеутверждающую идею Шукшина о том, что человек плохим не рождается, плохим его делают обстоятельства. Против этих обстоятельств, ломающих судьбу хорошего человека, и был направлен фильм "Калина красная", то есть в защиту любого человека.
- Сложись обстоятельства - личные, общественные - иначе, Егор мог стать незаурядным человеком! - сказал о Прокудине Шукшин в одной из бесед.
В процессе работы раскрывались душевные и характерные черты окружающих людей, талантливость вновь набранных актеров.
К Георгию Буркову Шукшин долго присматривался, внимательно, издалека, не приближая к себе, не зная, как называть, ибо в обиходе имя Жора в отношении к актеру не мог, видимо, принять, а Егор не подходило к характеру Буркова, Георгий не вязалось с фамилией. В последнее время на съемочной площадке Василий Макарович обращался к Буркову без имени, просто "ты".
- Ты встань вон туда. Ты сделай следующее.
Но однажды Шукшин явился на работу повеселевшим. Бурков сразу уловил эту перемену в настроении по озорному, потеплевшему взгляду Василия Макаровича, пропавшей остроте лица.
