Он смотрел в темное окно и рассуждал вслух.
– Я понимаю, что тебе сейчас очень сложно признать в себе то новое, что открывается и возможно даже шокирует, это временное явление, и я понимаю, что сейчас я не твой герой и во всех своих бедах ты будешь винить меня но… Когда я войду в тебя и в твое сердце, когда я проведу тебя по своему миру, который станет и твоим, тебе не останется ничего другого, как молча закрыть за мною дверь в тоем доме. Ты научишься смотреть на мир моими глазами, и я покажу, почему ты не могла без меня взлететь, – повернулся к ней, скрестив руки на груди. – Пройдет совсем немного времени и ты это примешь, тогда все остальное будет пресным и не интересным, поверь мне, потеря будет лишь в одном, ты не сможешь больше общаться с обычным мужчиной, получить удовольствие и насладиться близостью в полной мере. Будешь всегда искать того кто сможет тебя зажечь, а зажжет только тот , кто сможет поставить на колени, а это не так просто. Я проведу тебя через определенный опыт, а потом отпущу, чтоб ты смогла сравнить и поверь, ты будешь изнывать от жажды, от недостатка моих рук от моего как ты считаешь деспотизма. А пока надо научиться принять себя… и меня. Я надеюсь, что ты примешь все. Мы говорим на разных языках. Но вещи, о которых мы говорим, от этого не меняются. Сейчас я меньше всего хочу заниматься любовью. Любить тебя я буду потом. А пока мне хочется просто грубо оттрахать свою плохую непослушную, такую упрямую девочку. Каждой женщине хочется, чтобы на неё обращали внимание мужчины, но не только на ноги и грудь. Хочется, чтобы не прошёл мимо тот единственный, который сможет увидеть большее. Я вижу гораздо больше в тебе чем твое тело, волосы, глаза и даже больше чем твое упрямство, я вижу чего ты по-настоящему хочешь.
Он подошел совсем совсем близко и проговорил на ушко:
– Я выпью твою волю и отдам взамен счастье, – затем немного отошел от нее.
– Но сначала надо тебя приручить… – смотрел задумчиво, а потом улыбнулся своей неповторимой улыбкой. – И поможет нам в этом такая банальная штука как любовь или, может быть, просто влюбленность.
Сондрин смотрела на него: столько самоуверенности, столько пафоса, он так много говорил, так много предрекал , в то время, когда она начинала его тихо ненавидеть. Отчасти, наверное, он прав, совершенно точно описал ее состояние, но девушка не хотела принимать его доводы. У нее была своя точка зрения и там, в ее версии разворота событий, он был виновен во всем. В ее версии она выступала верховным судьей, ее чувства разорванные им, ее растерзанная в клочки гордость, ее привычный уклад жизни и даже то что он забрал ее пустоту ставилось ему в вину, но такие обстоятельства как удовольствие, новые, неизведанные, неограниченные горизонты возбуждения она не хотела учитывать как смягчающие, никак и ни при каких обстоятельствах. Он был просто виноват во всем, потому что хотел ее изменить. Он читал ее и девушке сложно было скрыть те маленькие камешки, те ниточки, которые еще держали ее в своей, такой знакомой реальности, не позволяя упасть и раствориться в его мире.
