Чапаев. Железный поток. Как закалялась сталь | страница 9



Крестьянские массы и Чапаев, как яркий представитель их, уверовав в скорое установление самых праведных, человечных, справедливых порядков (а за всем этим видится все тот же раздел желанной земли!), прониклись ощущением своей человеческой значительности, достоинства, стихийно потянулись к знаниям, к культуре, к настоящей жизни. С какой жадностью, отмечал Клычков, усваивал Чапаев знания, новые понятия, как легко отказывался он от суеверий, предрассудков, нелепых суждений, как сожалел он о невозможности учиться немедленно, сейчас же! Изменилось отношение героя к собственной жизни. «Я, к примеру, был рядовым-то, да што мне: убьют аль не убьют, не все мне одно? Кому я, такая вошь, больно нужен оказался? Таких, как я, народят, сколько хочешь… Потом, гляжу, отмечать меня стали — на человека похож, выходит… И вот вы заметьте, товарищ Клычков, што чем я выше подымаюсь, тем жизнь мне дороже… Не буду с вами лукавить, прямо скажу — мнение о себе развивается такое, што вот, дескать, не клоп ты, каналья, а человек настоящий, и хочется жить настоящему-то как следует… Не то што трусливее стал, а разуму больше. Я уже плясать на окопе теперь не буду: шалишь, брат, зря умирать не хочу…» — говорил он Клычкову.

«Дешев человек на Руси» — эту рабскую мысль миллионы таких, как Чапаев, откинули навсегда после Октября, и то, что именно партия Ленина помогла Чапаевым прийти к осознанию себя «человеком настоящим», помогла развить на новой основе все традиционные народные черты гуманизма, сердечности, говорит о великом историческом значении Октября для судеб русского народа. И Чапаев прекрасно чувствует этот перелом в народной душе: удовлетворить все былые ожидания, сохранить все, чем богата душа и сердце, и обогатить их можно только в борьбе за идеалы революции. Чапаев при всех перегибах, при всей молодеческой поспешности «внутридеревенских» рывков к коммунизму, всегда «за тот Интернационал, в котором состоит Ленин». Политическая зрелость, разумность Чапаева — в накале его классовой ненависти ко всем видам угнетения, зла, в его подвижнической преданности революции, идеалу прекрасной новой жизни.

«Жарко дышит партизанщиной» — об этой характеристике начдива Федор Клычков не забыл, но, прожив рядом с ним несколько месяцев, он увидел, что труженический характер, душевное благородство, ясный ум, высокое человеческое достоинство всякий раз помогают герою правильно избирать пути, помогают преодолеть всякую партизанщину и вольницу. Клычков увидел за буднями походов, ночевок, быта каждодневный героизм Чапаева, его беспримерные заслуги перед революцией: «Слить ее, дивизию, в одном порыве, заставить поверить в свою непобедимость, приучиться относиться терпеливо и даже пренебрежительно к лишениям и трудностям походной жизни, дать командиров, подобрать их, закалить, пронизать и насытить своей стремительной волей, собрать их вокруг себя и сосредоточить всецело только на одной мысли, на одном стремлении — к победе, к победе, к победе, — о, это великий героизм!»