* * *
Александр Серафимович в «Железном потоке» показал одно из основных деяний революции: народ, созидающий новую свою духовную сущность, усваивающий новые понятия о свободе и дисциплине. Эта повесть-поэма, исполненная романтического пафоса, показывает, что только революция могла очистить сознание народных масс от скверны, от духовного рабства старого мира, от ощущения разобщенности, приниженности, от анархических форм протеста.
Что вынесла эта полу-партизанская масса голодных, оборванных солдат-таманцев из прошлой жизни, из огня империалистической бойни? Чем вооружена она духовно для своего высокого призвания? Глядя на колонны, Кожух, волей этих же солдат ставший их вожаком, припоминает детство, войну, свои подвиги, которыми он, мужик, заслужил офицерское звание:
«И неотступно тянется за ним его жизнь длинной косой тенью, которую можно забыть, но от которой нельзя уйти. Самая обыкновенная степная, трудовая, голодная, серая, безграмотная, темная-темная, косая тень. Мать еще молодая, а сама с изрезанным морщинами лицом, как замученная кляча, — куча ребятишек на руках, за подол цепляются.
…Опять шрапнели, тысячи смертей, кровь, стоны, и опять его пулеметы (у него изумительный глаз) режут, и ложится рядами человечья трава. Среди нечеловеческого напряжения, среди смертей, поминутно летающих вокруг головы, не думалось, во имя чего кровь в пол-колена — царь, отечество, православная вера? Может быть, но как в тумане».
Серафимович очень точно определил прошлое и Кожуха, и всей массы — «темная-темная, косая тень». Прошлое почти не научило этих людей правильно осознавать происходящее в мире. В этой «тени» как искра блещет лишь острая, мучительная вековая ненависть. Этим чувством бойцы «вооружены» сверх меры. Но ведь как легко это инстинктивное чувство может быть извращено, может вылиться в анархическую резню, в тот «русский бунт, бессмысленный и беспощадный», о котором писал еще Пушкин? Эти сомнения, скептицизм по отношению к самочинным действиям масс, к свирепой, «волчьей» мести народа господам поражал в те годы многих писателей, приводил к созданию картин разнузданного хаоса, стихийных расправ, не освященных высокой целью, разумом, к обывательскому обеднению самого понятия революция как безначального анархического болота.
Серафимович, воссоздавая пеструю, шумную походную жизнь таманцев, сумел показать, не скрыв черт стихийности, анархичности в их среде, процесс возникновения в массе «могучих сил сцепления» (А. Толстой), рождения коллектива на месте разъяренной, объединенной вначале лишь ненавистью к богатому казачеству и общей опасностью, толпы.
