— Ну а я уже представлялся. Правда, не вам, а этому, — кивнул я на затихарившегося уголовника.
— Но мы все прекрасно слышали, что вы Ефим Сорокин, инструктор РККА по рукопашному бою, — улыбнулся Кржижановский. — Давайте присядем, что ли… Эй, товарищ, подвиньтесь чуток… А в каком звании, если не секрет, под чьим командованием?
Этак он меня сейчас втянет в расспросы, так что я сам запутаюсь. Не зная местных реалий, довольно легко попасть впросак.
— Не спрашивайте, военная тайна, — понизив для солидности голос, сказал я. — Служба в секретном подразделении не предполагает широкой огласки.
— Понял, — так же тихо ответил комбриг и перешел на другую тему. — Вас били?
— Было дело. Не то что бы сильно, но завтра обещали продолжить.
— А меня еще нет, но угрожали, требовали написать донос на самого себя, что я якобы являюсь врагом народа и провожу на своей должности вредительскую деятельность. Какая чушь! Мне бы только до товарища Сталина добраться, уж он бы разобрался.
— И как вы собираетесь добираться?
— Моя супруга должна была позвонить товарищу Молотову. Может быть, даже и он сможет решить мой вопрос, разобраться с этой глупой ситуацией.
— Почему же глупой? Тысячи командиров и сотни тысяч простых, так же ни в чем неповинных людей были уже расстреляны или оказались в лагерях. Хотите сказать, что это была ошибка, что советское руководство ошибается?
Комбриг отстранился от меня, в его взгляде появилась настороженность.
— А откуда вы взяли эти цифры?
Вот блин, народ-то тут, похоже, и не в курсах.
— Методом простого подсчета, используя арифметическую прогрессию. Где-то знакомого арестовали, где-то в газете напечатали, по радио сказали… Вот и прикидываешь, сколько могло бы набежать в общей сложности. И цифры получатся серьезные, поневоле задумаешься, не по ошибке ли людей под одну гребенку метут?
— Советское руководство не может ошибаться, — покачал головой комбриг. — Только виновные несут заслуженное наказание.
— То есть вы считаете себя виновным? Нет? Но ведь ошибки быть не может, сами же только что об этом сказали.
— Ну… Может быть, за редким исключением.
— Поверьте, каждый оказавшийся на вашем месте считает, что именно с ним ошиблись, и что правда восторжествует. Только когда их ведут по расстрельному коридору, они начинают понимать, что дело пахнет керосином. Да только уже все, поздно пить «Боржоми», если почки отвалились. Так что оставь надежду, всяк сюда входящий, — процитировал я фразу из Данте, которая позже приглянется руководству какого-то фашистского концлагеря. — Кстати, как часто у вас тут кормят? А то с утра не емши, кишка кишку грызет.
