Сговор со сторожами, учитывая, что одного из них грабители убили, кажется маловероятным, но уцелевшего сторожа допросить стоит. Карраско по-хорошему или силой должен был выудить из него нужные сведения. Если даже он тут ни при чем, то, глядишь, и скажет, кто заранее мог вывести из строя сигнализацию.
Некоторые цепочки связей похожи на лестницы акробатов. Чтобы вскочить на первую ступеньку, нужно хорошенько разбежаться. Зато потом, прочно встав на ступеньку обеими ногами, без помех добираешься до самой вершины, туда, где лестница кончается и ты взираешь с высоты на тех, кто, запрокинув головы, следит за потрясающим номером.
А уж он, Дядюшка Нтони, клянется кровью святого Януария, что его номер неаполитанцы запомнят надолго.
23
Карраско был родом из Ноли и походил скорее на нищего посредника, чем на адвоката с блестящей славой мафиозо. Было ему под сорок, он уже начал полнеть, и одежда на нем, далеко не новая, вечно была слишком просторной для этого крупного тела. Казалось, он шил костюмы на вырост. Прямые черные волосы обрамляли череп редкими клочьями, которые Карраско часто поглаживал — на ощупь волосы казались ему более густыми.
Своим успехам Карраско был обязан способности мгновенно сбрасывать маску и превращаться из внешне безобидного провинциального адвокатишки в бандюгу со звериным оскалом, что обычно заставало собеседника врасплох. Светло-каштановые зрачки под странно красными бровями вдруг впивались в жертву, и ей начинало казаться, будто перед ней сам дьявол. Большой, вялый рот внезапно превращался в узкую щель на перекошенном от ярости лице. Казалось, будто это паяц, вмиг сбросивший маску добряка: ведь представление окончено, а значит, и шуткам конец.
Когда он в обеденный час шел к дому уцелевшего сторожа Сальваторе Альбанезе, выражение лица у него было вполне добродушным. Таким он любил представать перед своими жертвами.
Сальваторе сидел за столом вместе с женой, тестем, тещей и тремя детьми. На столе дымились домашние пельмени, хотя Карраско думал, что рецепт их приготовления забыт навсегда. От запаха пельменей в томатном соусе, облитых расплавленным сыром, у Карраско вздрогнули пухлые губы. Листики базилика украшали блюдо, пробуждая невероятный аппетит. На буфете стоял транзистор, и Доменико Модуньо плачущим голосом обвинял в печальной песне любимую в неверности.
— Не желаете ли отведать? — пригласил хозяин дома, показывая на дымящиеся пельмени в кроваво-красном томатном соусе.
