Балестрини с трудом оторвался от навязчивых воспоминаний и снова точно навис над письменным столом, который начинал все больше походить на его стол в прокуратуре. Правда, здесь было меньше бумаг и папок, но они лежали в еще большем беспорядке, а огромный магнитофон, одолженный ему Вивианой Якопетти, занимал добрую четверть стола.
Потом он дважды прослушал пленку. Первый раз, чтобы хорошенько оценить значение всех записанных разговоров, а второй — чтобы снять с нее копию, запечатать и передать на хранение судебной полиции. Копия эта предусмотрена бюрократическими правилами, ему самому она не нужна. Самые важные отрывки разговоров он и так выучил наизусть. Он склонился над своими заметками — белым листом бумаги с судорожно корчащимися фигурками на полях.
— Пункт первый, — тихо сказал он. — Что намечалось на седьмое июля, которое упоминается несколько раз?.. «Необходимо перенести все на срок после седьмого…» «Сколько времени еще осталось до седьмого июля?»… Сказано это было весело и встречено тоже радостно. А потом уже шли намеки: «…тот момент, когда мы сможем наконец действовать всерьез» — и далее: «Еще два месяца придется потерпеть». И больше ничего. Участники этих телефонных разговоров, судя по тону, уверенные в себе, самодовольные, остерегались, однако, входить в подробности.
У Балестрини с первого же прослушанного разговора сложилось твердое впечатление — сдержанность собеседников объясняется только тем, что бессмысленно вновь обсуждать план действий, уже согласованных в малейших деталях, вплоть до традиционных рукопожатий и тостов.
Ему не удалось определить личности всех подозреваемых, которые часто называли себя лишь по именам. Но и то немногое, что он узнал, ошеломило его. Три фамилии он установил точно. Другие — лишь предположительно. Так, например, «Эрсилио» — по некоторым особенностям голоса — возможно, генерал Мартальяти, назначенный около года назад командующим корпусом карабинеров. Но как это проверить? Как проверить, не принадлежит ли жирный, вкрадчивый голос, коротко подтвердивший свое участие в вечерней встрече у Сантоночито (депутат парламента?), человеку, чьи передачи он не раз слушал по радио и телевидению? А не попросить ли на РАИ[49] ленты с записями этих передач и не сравнить ли оба голоса? Но тогда не избежать широкой огласки, которая может повредить делу.
Упоминался в разговорах и Паскуалетти — кто-то вскользь заметил: «…этот кретин Паскуалетти». Фамилия и сама оценка человека не оставляли никаких сомнений — речь шла о бывшем агенте СИДа, убитом в собственной квартире. Звонкий, запоминающийся голос явно показался Балестрини знакомым. А может, это просто моя фантазия, подумал он. И наконец, страшные Слова, произнесенные человеком, чье имя ему никак не удавалось определить — не было ни малейшей зацепки.
