— Мне захотелось пельменей по-римски… знаешь, я дал обет съедать в день по тарелке пельменей по-римски, — прошептал он с мечтательным выражением лица. Но его уловка оказалась излишней — Балестрини и так сразу согласился.
В коридоре их внимание привлек спор между пожилым господином, похожим на адвоката, и наглого вида крашеной блондинкой (ей сильно за сорок, подумал Бауэр), которая в чем-то его упрекала. Бауэр собрался было зло пошутить на их счет, когда какой-то молодой человек, словно только что принявший ванну, остановил их.
— Поздравляю тебя, Андреа, — сказал он с улыбкой, — защитники, бедняги, рыдали. По-моему, ты их просто изничтожил.
— Я сказал то, что думал.
— Доктор Балестрини, — вмешался в разговор пожилой курьер, с трудом приподнявшись из-за стола у входа.
— А, Винченти, выздоровели?
— Где там, — ответил Винченти, безнадежно махнув рукой.
— Когда вы были в суде, вас здесь спрашивала одна женщина… синьора Анна.
— Я такую не знаю.
— Говорила, будто должна убирать у вас завтра ут…
— Ах да, в воскресенье!
— Она сказала, что завтра прийти не сможет и позвонит вам в обед или вечером.
— Понял, — ответил Балестрини и пошел дальше по коридору. Бауэр взял его под руку.
— Тут еще оставили для вас пакет, — догнал их курьер. — Я, когда заболел, хотел передать его Фрушоне, да потом забыл…
— Что в нем?
— Не знаю. Его принесла та женщина… фамилия сверху написана. Когда я ответил, что вас нет, она сказала: «Я, пожалуй, зайду попозже. Но пакет лучше оставлю». И попросила передать вам.
Бауэр с любопытством смотрел, как Балестрини разорвал большой желтый конверт и обрывки бумаги посыпались на плитки пола. Из конверта выпала пленка на необычной металлической катушке.
— Что это? — спросил Бауэр, указывая на катушку, и его поразило возбуждение, вдруг охватившее Андреа. Он смотрел на него, Бауэра, невидящими глазами.
— Что? Быть может, черт побери, первый подарок фортуны.
— То есть?
Курьер тоже разинул от удивления рот. Лишь пожилой господин и крашеная блондинка, равнодушные ко всему вокруг, продолжали громко пререкаться.
— Винченти, побыстрее раздобудьте магнитофон.
— Прямо сейчас? — с ужасом воскликнул Бауэр.
— Ах да, ты же умираешь с голоду, бедняга, — спохватился Балестрини и засмеялся.
10
— Это я, Балестрини, — сказал он, ничего больше не добавив.
— Только что вынесли приговор, — поспешно ответил судебный чиновник. — Двадцать четыре года тюрьмы.
— Спасибо.
Он посмотрел на телефон с мрачным удовлетворением и вспомнил, что почти то же чувство испытал совсем при других обстоятельствах. Стойкий запах ладана, телеграммы, бессонная ночь, десятки лиц в нелепых траурных костюмах. Потом все эти голоса и ощущения слились в одно кошмарное предельно четкое видение, и, когда в конце всей фантасмагории черный сверкающий гроб председателя с претенциозными бронзовыми украшениями опустился в могилу, он подумал: «Слава богу, теперь все уже позади».
