— Значит, она тебя бросила? — осторожно спросил Бауэр. И подумал, что взял, пожалуй, неверный тон. Этого девяностокилограммового простофилю нельзя жалеть или пытаться понять. Его надо ласково хлестать, поджаривать на раскаленных углях дружеского сарказма. Но сделать это он был сейчас не в состоянии. Он молча выслушал короткий, поразительный рассказ Андреа. Вот тебе и простушка Рената!
— Что ты на меня уставился?
— Кстати, мне пришли на ум слова Белы Хааса, так удивившие нас тогда в университете. Не собираюсь тебя, Андреа, утешать, но помнишь: «У меня нет ни жены, ни детей, ни настоящего друга… не потому ли жизнь приносит мне одни радости?»
— Да, помню.
— Что теперь будешь делать?
— Не знаю, — коротко ответил Балестрини, и у Бауэра снова появилось неприятное ощущение, будто друг избегает его взгляда. Добрый силач по своему характеру был не способен на истерику. Он переживал тихо, без вспышек ярости. И рубашка на нем безукоризненно чистая, отметил Бауэр. Сколько еще таких рубашек вытащит он из комода, прежде чем ему придется пойти в прачечную, нанять приходящую служанку, обедать в ближней траттории?
— И девочку? Этот тип захотел забрать и девочку? — спросил Бауэр и невольно пожалел о грубости своего вопроса. Но исправить оплошность не успел. Балестрини, похоже утративший спокойствие старой, умудренной опытом черепахи, ответил неподдельно просто:
— Но ведь это его дочь.
— Я бы сказал — твоя дочь, — возразил Бауэр и снова пожалел о вырвавшихся у него словах. Но на этот раз Балестрини промолчал. Бауэр воспользовался этим, чтобы переменить тему разговора:
— Скажи, меры предосторожности хотя бы приняты? Ну… охраняет ли тебя полицейская «газель» или же тебе позволяют ездить в обычном автобусе?
— Да, об охране позаботилась судебная полиция. Но ты-то откуда узнал?
— Андреа, — негромко, с мягкой улыбкой сказал Бауэр. — Эх, Андреа…
— А что?
— Ты отдаешь себе отчет?.. Знаешь хоть, почему меня сюда послали? Понимаешь ли, что произойдет в Риме, если будет вынесен суровый приговор?
— Не смеши меня, Бауэр. Вы все вбили себе в голову, будто человек, если он выполнил свой долг и помог осудить одного из преступников, уже…
— Подожди, подожди. Не считай меня полным болваном. Волнения начнутся вовсе не из-за Буонафортуны. Этот мальчишка послужит лишь поводом. Любой человек может стать поводом для всех тех, кто сражается по разные стороны баррикад. Думаешь, до сих пор судей и прокуроров убивали только потому, что они вели какое-то следствие или вынесли обвиняемому суровый приговор? Я знаю судей, которые не любят своего дела либо умышленно выполняют его плохо. А есть здесь, Андреа, и такие, и тебе понятно, о ком я говорю, кто охотно прислушивается к якобы убедительным доводам всяких темных личностей… И я знаю таких жрецов правосудия, которые выполняют тайные приказы даже и не судебных властей. А ведь по закону они и этим властям неподвластны, совершенно независимы.
