Логово горностаев. Принудительное поселение | страница 156



8

— Нет, я не поеду, — еле слышно ответила Рената, и Балестрини посмотрел на нее в полном смятении. Он надевал пижамные брюки да так и остался стоять на одной ноге, пока Рената не заперлась в ванной, чтобы смыть косметику.

Немного спустя послышался сильный шум воды, пожалуй, слишком сильный.

Из него вдруг вырос новый ядовитый гриб ссоры. Собственно, он спросил о поездке не для того даже, чтобы все подробно обсудить, а скорее чтобы успокоить Чентанни, уже составившего график отпусков. Идея была такая — спуститься на машине вниз до Сицилии, не торопясь, делая по дороге остановки. Потом из Палермо махнуть пароходом-паромом в Сардинию. Три недели отдыха нам обойдутся не слишком дорого, ну а затем назад через Чивитавеккью в Специю, к председательше, но ненадолго — денька на два. И напоследок заскочить в Милан — тут он вспомнил о своем старинном друге Бауэре и улыбнулся, — потом сразу же домой.

Сидя на кровати и даже через подушку чувствуя ее твердую деревянную спинку, Балестрини неотрывно глядел на дверь. Облизал пересохшие губы, но большого облегчения не испытал. Шум воды утих, и наступила тишина. Когда отворилась дверь, Балестрини удивился — он ждал совсем иного. Не обращая на него внимания, Рената подошла к комоду, вынула ночную рубашку, приподняла простыню и легла рядом.

— Можешь объяснить, что все это значит? — спросил Балестрини. Сам тон вопроса, уверенный, невозмутимый, показался ему удачным, и все же он смутно почувствовал, что перестарался. Достаточно ей презрительно засмеяться, и он будет загнан в угол. Рената не засмеялась.

— Я не поеду, Андреа. Нет, я так больше не могу.

— Прости, как именно?

Прежде чем ответить, Рената бросила на него быстрый взгляд.

— Ты знаешь, что Джино вернулся?

— Знаю.

— По мне заметно?

Он кивнул. Не принеси ему Де Дженнаро прямо в кабинет магнитофонную пленку, он ничего бы не заподозрил. Но сейчас он предпочел не разубеждать Ренату в своей редкой догадливости.

— Наверно, я люблю его, Андреа, — прошептала Рената, и Балестрини с болью подумал, что его личная трагедия завершится очень и очень скоро. Он криво усмехнулся, чтобы Рената не заметила, как дрожат губы.

— Вот как!

Рената выжидательно посмотрела на него.

— Ну, договаривай же! — Ее взгляд оставался спокойным — мрачным, но спокойным. И голос звучал ровно, не срывался на визгливый фальцет.

Балестрини стало не по себе: неужели она и дальше будет продолжать в том же духе?

— Я рад, что ты так невозмутима, — произнес он, отведя глаза в сторону, — хотя не знаю, отдаешь ли ты себе отчет в серьезности своих слов.