— Вы хотели рассказать мне об одном из… — начал было лейтенант, но осекся. Не слушая его, охваченный каким-то мрачным возбуждением, Балестрини уставился на оранжевую громаду переполненного автобуса и продолжал смотреть ему вслед, даже когда он свернул на боковую улицу.
Но как им удалось узнать, что эти улики попали в руки некоего судейского чиновника? Уж конечно, не потому, что они проследили, как он направлялся к шотландке. Если бы они только подозревали, что девушка держит дома такую штуку, они бы, не колеблясь ни минуты, захватили ленты, заткнув ей навсегда рот, как они уже дважды сделали раньше — сначала с бывшим агентом СИДа, потом с беднягой Де Дженнаро. В таком случае как же, черт возьми, они сумели узнать? Чтобы прояснить все возможные гипотезы, потребовались бы долгие часы работы. Надо было подслушивать, выслеживать, подключаться к телефонам или действовать посредством агентуры, внедряя своих людей… Но это, в сущности, было не так уж важно. Прежде всего необходимо немедленно дать ответ на главный вопрос: кто? А для этого одного напряжения нервных клеток, одной интуиции, увы, явно недостаточно.
В ту минуту, когда впереди уже вырисовывались очертания тюрьмы, Балестрини подумал, что необходимо тотчас же уточнить первоочередные и важные элементы, на которых основывается его версия. Грэйс Демпстер сейчас уже вряд ли грозит опасность: ведь она сказала все, что знала, и отдала все, что у нее было. Однако опасности подвергалось нечто большее — под угрозой было само государство, на которое покушались заговорщики.
Когда машина остановилась на тюремном дворе, Балестрини взял лейтенанта Стеллу за руку.
— Не выходите, я должен дать вам срочное задание. Вчера я передал на хранение старшине Чаттони магнитофонную ленту. Разыщите старшину и возьмите ленту. С той минуты, как он вам ее передаст, за нее отвечаете вы. Эти записи, возможно, в дальнейшем смогут составить решающую улику.
Балестрини улыбнулся, удивленный собственным красноречием; к тому же его чуточку забавлял ошарашенный вид лейтенанта. Стеллу, должно быть, больше поразила неожиданность приказа, чем его содержание. Балестрини отпустил неподвижную руку лейтенанта и дружески слегка похлопал по ней ладонью.
— Я полагаюсь на вас.
— Будьте спокойны, доктор, — услышал он, выходя из автомобиля, ободряющий ответ. Но, идя по двору к тюрьме, Балестрини без всякой видимой причины почему-то представил себе, что Стелла провожает его насмешливым (а может, ненавидящим или презрительным) взглядом, и предпочел не оборачиваться, опасаясь, что его предположение оправдается.
