- Послушайте, - сказал Герка, - мне это место не нравится. Здесь сыро. Мы в два счета простудимся. А летний грипп, это ведь такай пакость - хуже не бывает.
- Ладно, не нервничай, - сказал Тимофей, - они еще не вошли в орешник. И еще сами не знают - будут ли входить.
Совсем недалеко от них над верхушками кустов низко и лениво клубился тяжелый дым от горящего бензовоза. Выстрелы поредели. Оно и понятно: хоть как разбирало немцев, но сколько можно вслепую бить по кустам? Правда, мотоцикл их раззадоривал, колол воздух, как батарея петард.
По знаку Тимофея Страшных плавно убрал газ.
И сразу стихла стрельба.
- Теперь для них загадка, - прошептал Тимофей. - Может, думают, мотоцикл подбили, а может, и еще что.
- Ох, чует мое сердце, - вздохнул Герка, - драпать надо.
- Красноармеец Залогин, здесь не парламент, - оборвал Тимофей.
- Так точно, товарищ командир, не парламент.
- Простовато смотришь на вещи, Гера. А тут психология. Тут если не угадаем, где у них слабое звено…
- Тима, - окликнул Страшных, - слышишь? Мотоциклы вправо покатили. Надо думать, через Дурью балку хотят нам в тыл выйти.
- Все три?
- Похоже. Что им здесь делать…
- Правильный маневр. Все правильно делают, черти. Сейчас в цепь развернутся… - Тимофей затих, слушал. Вдруг встал. - Ну, красноармеец Страшных, на тебя вся Россия смотрит.
- Не дрейфь, комод, - оскалился Ромка. - Вот увидишь: еще сегодня будешь в медсанбате крахмальным бельем хрустеть. Это я тебе говорю. Мое слово.
- Дай-то бог! Мне в медсанбат во как надо! Понял? У меня с этими гадами свои счеты. И если без меня управятся, я себя всю жизнь грызть буду - понял?
- Они пошли! - перебил Залогин.
- Значит, и нам пора.
Они выкатили мотоцикл из ямы. Опять рядом была смерть: пули фыркали в листве, вырывались из кустов и с каким-то падающим звуком исчезали впереди, стучали по веткам. Это стригли автоматы. Немцы вошли в кустарник просторной цепью, и по тому, как то в одном, то в другом месте отзывался выстрелами автомат, было ясно, что взялись они за дело всерьез, что бредень густой - сквозь него не проскочить. Потом где-то сбоку пробубнил несколько выстрелов крупнокалиберный.
Узбек был маленький и при жизни, пожалуй, совсем не занимал места. Но убитый он словно вырос, его тело стало громоздким и каким-то твердым, хотя убило его всего несколько минут назад. Тимофей привалился к нему и закрыл глаза.
Мотоцикл катил не спеша. Об автоматчиках Ромка не думал. Как только немцы вступили в орешник, они лишились возможности следить за пограничниками по шевелению кустов. А слепых пуль бояться - лучше вовсе с печи не слезать. Ромку заботило другое: немецкие мотоциклисты. Сейчас они уже выскочили из балки, добрались до речки - раскладывал он их маршрут - и повернули в объезд орешника. Надеются нас перехватить. Ну-ну! Что они будут делать, когда через две-три минуты упрутся в излучину, в обрыв? А мы как раз из кустов выскочим: здрасьте! Прямо на глазах, но для стрельбы далековато. Им придется потерять еще несколько минут, пока разыщут брод. Жаль, он совсем рядом. Ну ничего, кое-что мы успеем выгадать, решил Ромка, ужасно довольный собой и тем, как все складывалось.
