Команду «в ружье» Ромка проспал. Его разбудили взрывы гранат. Стены казармы дрожали, с потолка обвалился кусок штукатурки, где-то неподалеку били винтовки и сразу несколько пулеметов, и одна очередь, не меньше пяти пуль, пришлась в стену рядом с помещением гауптвахты. Ромку это не испугало. Казарму сложили из дикого камня, даже сорокапятке она была не по зубам, но относительная безопасность скорее огорчила Ромку, чем обрадовала. Он считал - и это на самом деле было так, - что не боится ничего на свете; в риске он видел только положительную сторону, и, если бы вдруг произошло чудо и стены из каменных превратились в картонные, и в них то там, то здесь - вззза! вззза! - возникали бы рваные пулевые отверстия, он испытал бы восторг и упоение. Он бы жил! Он метался бы от стены к стене, он вжимался бы в пол и смехом встречал каждую обманутую им пулю…
Ромка подбежал к двери и забарабанил в нее изо всех сил. Часовой не отзывался. Ромка стал кричать, потом схватил табуретку и в три удара разбил ее о дверь. В коридоре было по-прежнему тихо. Меня забыли, понял Ромка. Они забыли обо мне, паразитские морды, а может, и нарочно оставили, назло, потому что я им плешь переел, и теперь они без меня разобьют фашистов и получат ордена. Ну конечно, они меня нарочно оставили, они ведь знают, как я мечтал о настоящем бое, и чтобы потом меня вызвали в Москву, в Кремль, и Михаил Иванович Калинин сам бы вручил мне орден
Выломать дверь или прутья в окошке под потолком нечего и помышлять: все сделано на совесть. Остается ждать.
Тут Ромка заметил, что он пока еще в одних трусах. Он оделся, не без труда добрался до окошка и несколько минут висел, подтянувшись на руках и прижав лицо к выбеленным известкой толстым прутьям. Задний двор был пуст. Только вдоль кромки волейбольной площадки медленно ходил оседланный помкомвзводовский пегий конь Ролик; он щипал траву и никак не реагировал на выстрелы. Очевидно, пули сюда не залетали. «Ролик! Ролик!» - позвал Ромка, но конь не услышал, и тогда Ромка понял, что, даже если здесь появится кто-то из ребят, докричаться до него будет невозможно. Ромка спустился вниз, сел на топчан и стал думать, как несправедливо устроен мир.
Но как ни велика была обида, мысли эти едва занимали Ромку и не доходили до сердца. Он ловил звуки боя и пытался расшифровать их, и в общем это у него получалось. Он точно угадал момент, когда немецкая пехота залегла, крикнул «ура», вскочил и забегал по камере, не зная, к чему приложить рвущуюся наружу энергию. Обреченный на безделье, он решал бой как задачу - за наших и за немцев. Больше всего он опасался обхода - с тылу лес подходил к заставе почти вплотную. Что противопоставить такому маневру, Ромка не знал, и его била дрожь от напряжения. Ну, наш капитан! - думал Ромка, наш капитан найдет, что им ответить! уж он такой! тихий-тихий, а успевает в самый раз, это точно!
