Между тем Машеров перешёл к войне. Рассказал, как записался добровольцем в истребительный батальон, как попал в окружение, плен, затем побег из поезда с военнопленными… На этом месте нас прервали. Постучал предупредительный Николай Петрович и сообщил, что пора идти на процедуры. А после обеда можно продолжить.
Послеобеденные два часа пролетели незаметно. Мы как раз добрались в повествовании до момента, когда будущий первый секретарь ЦК КП Белоруссии начал преподавать в Россонах и занялся организацией комсомольского подполья и развёртыванием партизанского движения в Россонском районе. Затем настало время ужина, после которого у Машерова была запланирована прогулка по берегу озера.
– А можно мне прогуляться с Петром Мироновичем? – поинтересовался я у Николая Петровича. – Когда общаешься не под запись, нередко узнаёшь о человеке интересные вещи. Если он, конечно, не против.
– Хорошо, я спрошу, но ничего обещать не могу.
Руководитель Белоруссии ничего не имел против собеседника, наверное, со своим помощником он и так наговорился до колик. Увидев, что охранник вновь меня шмонает, возмущённо заявил:
– Степан, я понимаю, что ты начальник моей охраны и имеешь соответствующее предписание от своего руководителя. Но в данном случае твой непосредственный начальник – я, и мне не хочется, чтобы моих гостей обыскивали. Меня народ избрал на эту должность, а я его должен бояться? Так что не нужно так делать.
– Хорошо, Пётр Миронович, больше не повторится, – процедил Степан, недобро косясь в мою сторону.
Определённо, Машеров мне нравился всё больше и больше. Тем более что когда я решил провести небольшую рекогносцировку, он как-то легко подключился к теме обсуждения советской действительности.
– Вот вы как считаете, Пётр Миронович, почему простой советский человек вынужден записываться в разного рода очереди, чтобы приобрести вещи, отнюдь не считающиеся предметами роскоши? Да что там говорить, даже мне, члену Союза писателей, далеко не всегда удаётся избежать этих треклятых очередей. А взять тот же магазин «Берёзка»! Почему человек с улицы не может купить понравившуюся ему вещь? Почему дипломат может там отовариться за инвалютные рубли, а какой-нибудь фрезеровщик, сорок лет отстоявший у станка, не может? Сам видел, как пацаны клянчили у иностранца жвачку, так тот швырял её на асфальт и хохотал, когда дети ползали на карачках, устраивая драку за неё. Неужто наша промышленность не может наладить выпуск какой-то жевательной резинки, раз на неё такой спрос? Это же не наркотик, в конце концов. Или лучше, чтобы наши дети позорились перед иностранцами?
