— И все это Вы… — он сдержал порыв завершить беседу и сходить остыть куда-нибудь в ледник.
— Изучала у батюшки моего в имении по журналам. А еще у всех встреченных врачей.
Хорошие же врачи вам, госпожа графиня, попадались. Руки бы им поотрывать. Ну и еще кое-что.
— Чем больше с Вами общаюсь, Ксения Александровна, тем меньше понимаю. — он первый раз за день позволил себе полуулыбку. — Продолжим. Почему Вы вообще туда поехали?
— Я русским языком говорила и Вам и графу о своих дурных предчувствиях. Должна же была узнать, чем все закончится?
— О предчувствиях? — вот этот момент напугал больше всего. С самого приезда она твердила об опасности Ходынки, причем все его сотрудники наоборот, считали эту часть праздника самой простой. И вышло, что одна необученная дилетантка все правильно разгадала, а несколько десятков высокооплачиваемых чиновников проработали зря.
— Михаил Борисович, это простая математика. На прошлой коронации население столицы было в полтора раза меньше. А площадь праздника — та же. У англичан же дети так погибли несколько лет назад.
— Да? Не слышал… — искренне удивился Тюхтяев. — И я Вас попрошу в дальнейшем не распространяться о том, что Вы ранее догадывались об этом несчастье. Да и вообще, лучше рассказывать о любопытстве и героизме…
— Каком героизме, Михаил Борисович? — воскликнула госпожа Татищева. — Вы там были? Вы их видели?
— Был. И видел. — уже спокойнее продолжил он. — И настоял на пожарной команде, хотя и выглядел перестраховщиком. Но все равно…
— Получилось то, что получилось… Я никого не спасла. — с неприсущей ей горечью всхлипнула женщина.
Она не дождалась окончания допроса, даже прощаться не стала — так и пошла за ширму.
— Мы не знаем, сколько людей погибло бы без предупредительных мер. — он и в самом деле не знал.
— А так сколько? — она из-за ширмы.
— Семьсот-восемьсот. Не больше.
Помолчала. Это очень много. Но с учетом количества пришедших — меньше процента.
— И что теперь? — робко спросила у тишины.
— А теперь мы все работаем над тем, чтобы этот инцидент не омрачал торжества. — произнес усталый губернаторский голос.
Ксения прытко выскочила, щеки мокрые от слез, глаза красные. Но с тревогой оглядев губернатора, нырнула вновь за ширму, что-то зашуршало, закапало, звякнуло, и граф Татищев без вопросов выпил содержимое стакана. Видимо, начал доверять, а год назад чуть ли не во всех смертных грехах винил. Губернатор молча сел на обитую бархатом кушетку и прикрыл глаза.
