Шло время, негромко шуршали в деревянном футляре часы. Полная луна мягко светила в маленькое оконце. Вытянувшись на лавке, Катя молча прислушивалась к голосам, доносившимся со двора. Припозднившийся проезжий, получив свежих лошадей, снова собирался в путь, и можно было надеяться, что после его отъезда содержатель отправится на покой. Время, похоже, уже давно перевалило за полночь.
Судя по ровному дыханию Оршолы и негромкому похрапыванию баронессы, обе спокойно спали. Но Катя и не думала спать. Мысль о Драгомире по-прежнему не давала ей покоя. Что станется с ним? Неужели ему суждено оказаться в остроге или умереть под кнутом? Катя не задумывалась о том, насколько справедливы обвинения, которые предъявил Драгомиру ямщик. Какое ей дело? Она в долгу перед ним, — вот единственное, что имеет значение.
Но так ли велик этот долг? Девушка поморщилась и встряхнула головой, словно пытаясь прогнать непрошеную мысль. Да, похоже, Драгомир и пальцем бы не пошевелил, если бы она сама не выбралась из тонущей кареты. И в воду за ней он бросаться не собирался. Выплыла — хорошо, не выплыла — значит, не судьба. Но и мимо не прошел. Без его аркана и помощи на берегу едва ли ей удалось бы остаться в живых. Так что, — все-таки спас. Да и в любом случае, — сделал Драгомир для нее ровно столько, сколько смог. И она ему за это будет благодарна по гроб жизни. Но одной благодарностью тут не отделаться…
Так почему же она продолжает лежать? В доме и на дворе давно все стихло, не слышно ни шагов, ни голосов. Пора действовать.
[1] Так называлась в то время должность станционного смотрителя.
* * *
Катя осторожно села и спустила ноги с лавки, нашаривая башмаки. Затем поднялась и застыла, прислушиваясь к дыханию спящих. В полосе льющегося из окна лунного света, она видела рыжие локоны и мерно вздымавшуюся и опадающую под одеялом грудь Оршолы. Похоже, девушка и вправду безмятежно спала, и Катя усмехнулась. После разыгранного обморока у нее на какое-то мгновение мелькнула безумная мысль, что пожалевшая цыгана барышня играет в ее игру с далеко идущими намерениями, но, похоже, она была о ней слишком высокого мнения.
Стараясь ступать как можно легче, Катя обошла спящую на тюфяке баронессу и приблизилась к столу, на котором стоял саквояж. До сих пор ей не приходилось рыться в чужих вещах (исключением был домашний буфет с запретными сладостями), но сейчас выбирать не приходилось. Очень медленно и осторожно она раздвинула латунные защелки саквояжа и, встав так, чтобы свет из окна падал на его содержимое, принялась перебирать дорожные мелочи баронессы.
