— Простите, мадемуазель Шехонская. Я не имела намерения обидеть вас.
— Я принимаю ваши извинения, мадемуазель Есенская, — отозвалась Катя. — Но я и вправду не обижена. Меня не так легко обидеть.
— Называйте меня Оршола, если вам нетрудно, — сухо сказала девушка, вновь углубляясь в книгу. — Мне не по душе официоз, да и вряд ли он здесь уместен.
— Хорошо… мадемуазель Оршола, — кивнула Катя, начиная ощущать нечто вроде легкого интереса к этой хмурой барышне. — В таком случае и вы можете называть меня по имени.
— Непременно, если в том возникнет необходимость, — присовокупила Оршола и снова надолго замолчала, погрузившись в чтение.
Катя и баронесса обменялись взглядами. Дама снова произнесла несколько слов на том же языке, обращаясь к дочери, и покачала головой:
— Она неисправима. Простите, что говорю в вашем присутствии на неизвестном вам языке, но на венгерском мне всегда удается быть более убедительной, чем на русском.
— Вы говорили по-венгерски? Очень выразительный язык, никогда не слышала его раньше.
— Ах, если бы он был редкостью только в России! — вздохнула баронесса. — Нам, венграм, куда чаще приходится пользоваться немецким, австрийцы нас к тому вынуждают. Впрочем, я уже столько лет живу в Москве, что неудивительно и позабыть родной язык. А Оршола никогда и не видела своей родины, она родилась в России.
— Зато вы великолепно говорите по-русски, — искренне сказала Катя. — И мадемуазель Оршола тоже. К слову сказать, куда лучше, чем моя maman и ее приятельницы.
— Благодарю вас. В устах русских людей это самый приятный для меня комплимент. Кстати, я тоже замечала, что привычка думать и говорить по-французски в вашем обществе уже очень сильно укоренилась…
Коснувшись общих тем, разговор стал более оживленным, но продолжая слушать баронессу и отвечая ей, Катя ни на миг не забывала о Драгомире. И едва не вздрогнула, когда услышала голос Оршолы, слово в слово озвучивший ее мысли:
— Габриэла, как ты думаешь, а что будет с этим цыганом?
Не сразу поняв, к кому обращается девушка, Катя вопросительно взглянула на баронессу. Та, поняв ее взгляд, с улыбкой объяснила:
— Оршика любит называть меня по имени, а я не возражаю. «Габриэла» всегда будет казаться моложе, чем мама такой взрослой дочери… А что касается цыгана, — я не слишком разбираюсь в законах Российской империи, дорогая, но полагаю, что этот молодой авантюрист пойдет на каторгу.
Ее безмятежно-спокойный тон неприятно резанул нервы Кати. Она промолчала, понимая, что женщина, скорее всего, права, но сердце болезненно сжалось. Что бы там ни было в его прошлом, Драгомир не заслуживал такой участи.
