— А как насчёт двери?! Замок взломан, или Раиса сама дверь открыла? — не отставала Лена.
— Взломан — не взломан… Давайте выпьем! Мне вот больше интересно про будни художников поговорить. А ты: ограбление — не ограбление… Дома о работе — ни гу-гу…
И он начал расспрашивать Юрия о его картинах, коллегах по цеху и «перспективах обогащения» посредством современной живописи. Да так, что Зинка даже легонько пнула полицейского под столом, указав на бестактность вопросов.
— И всё-таки, Юрий, из каких побуждений ты сегодня кормил прихожан? — не унимался подвыпивший опер.
— Сие — души моей бескорыстные побуждения, душа художника — хрупкий сосуд, наполненный светлыми чувствами, тонкая материя меркантильным обывателям недоступная, — монотонным голосом, подражая речи церковного проповедника, прогундосил художник. — А если честно… Помните, как в молитве: «… и прости нам, Господи, грехи наши, как мы прощаем должникам нашим…». Пытался выровнять баланс… Грехи перевешивали…
Все засмеялись, и разговор плавно перетёк в русло непринуждённой застольной болтовни.
Подав чай, Зинуля с Диной быстренько перемыли тарелки, убрали остатки салатов в холодильник и посмотрели друг на друга.
— Пожалуйста, ничего папе не говори о нашем разговоре, — попросила Динка.
— Хорошо, не скажу.
Зина обняла девушку.
Та благодарно прижалась к ней длинным худеньким тельцем, возвышаясь на целую голову.
Миша вышел из дома вместе со всеми, вызвавшись проводить Зину до коттеджа.
На улице Синицыны вспомнили, что забыли купить кефир и свернули к магазину.
— Зинуль, я вот что подумал… — начал Михаил. — Хватит нам с тобой резину тянуть, мы уже не юные влюблённые, пора отношения узаконить. Предлагаю после первомайских праздников подать заявление в ЗАГС. Я могу договориться, и нас быстро распишут… А после… К морю рванем… Отметить, так сказать, изменения в судьбе. Ты с переводом книги сможешь побыстрее управиться? Сто лет на море не был… — мечтательно произнёс подполковник.
— Было бы неплохо… К морю, — согласилась Зина. — А вот насчёт быстрого окончания работы…
* * *
Нынешнее задание издательства было из разряда неординарных.
Она вспомнила своё удивление, когда Марк Израилевич возбуждённо сообщил ей по телефону о поступлении заказа, который должен быть исполнен никем иным, кроме как лично самой Зинаидой Князевой.
Марк Израилевич — старинный друг её покойных родителей — был человеком трудолюбивым и, как говорила мама, не лишённым коммерческой жилки. Поэтому ни для кого не стало неожиданностью, когда Маркуша — известный в определённых кругах литературный критик — открыл собственное издательство.
