Змей-Горыныч лютовал,
Аки тать в глухой ночи,
А Илья себе лежал
Недвижимо на печи
Год, и два, и тридцать три…
Так бы, может, и не смог
Он попасть в богатыри,
Не помог бы даже Бог,
Но явились старики,
Ковш водицы поднесли.
Ноги не были крепки —
Выпил – сами в пляс пошли.
Может статься – это ложь.
На себя беру вину.
Не охаивайте сплошь
Старину.
Оседлал коня Илья,
Меч привесил в сорок пуд.
Затряслась под ним земля —
Змей-Горыныч тут как тут:
– Что, поднялся, лежебок!
Я такую молодежь,
Как орешки, – на зубок —
И скорлупки не найдёшь.
Может, он сказал не то,
Может, я иначе гну —
Разве помнит нынче кто
Старину?
А Илья ему в ответ:
– Ишь ты, гля, какой петух!
Что трезвонишь на весь свет —
Как бы первым не потух…
Так, один другого зля,
Распалялись все сильней:
То мечом грозит Илья,
То огнем и дымом – Змей.
Разозлился богатырь —
Меч проймет сильнее слов:
Трехголовый нетопырь
Стал в мгновенье двухголов.
Вдругорядь взмахнул Илья
И еще главу скосил.
И захныкал Змей, моля,
Плача, словно крокодил.
Голова, мол, всем нужна,
Маловажно с чем внутри.
Хорошо, когда одна,
Много хуже, если три.
Хучь одну-то сохрани,
Состраданье поимей.
Был врагом я искони,
Стану другом пса верней.
Но Илья, противник зла,
Отрубил и ту – одну…
Вот борьба какой была
В старину.
