Сама мысль о том, что где-то на далекой планете могут существовать настолько похожие на людей существа, что внедрившись к ним, они будут неспособны почувствовать отличий, кажется мне не фантастической, а сказочной (впрочем, это характерно не только для этой повести). В голову сразу приходит сюжет фильма «Аватар» и все невероятные изощрения, на которые был вынужден пойти сценарист, чтобы дать шанс «инопланетному» внедриться во «внутрепланетное». Здесь же, следуя своему новому столь нелюбимому мной правилу «отказа от объяснений» Стругацкие, увы, не утруждают себя какими бы то ни было предзнаменованиями. Впрочем, в художественной литературе такие моменты, конечно же, всегда можно отнести к сюжетным допущениям и я не буду педалировать этот конкретный аспект.
Пролог сразу же преподносит нам много вопросов. Начиная с того, зачем авторы вообще решили включить его в книгу (ведь они провозгласили принцип отказа от разъяснений), до обдумывания странных неоднозначных с художественной точки зрения двусмысленностей, вроде «Анка сосредоточенно сосала палец.» Я бы предпочел чтобы «отказ от объяснений» распространился бы и на удаление пролога (так, кстати, и поступили в сценарии обоих фильмов поставленных по этой повести) или на замену его чем-то более связанным с основным сюжетом, но, увы, свой принцип Стругацкие применяют со странной избирательностью, предпочитая вместо этого углубиться во что-то совершенно далекое от главных идей произведения, например в собирание и дегустацию земляники. Это же относится и к эпилогу.
В одном из своих поздних интервью Борис Стругацкий упомянул о том, что изначально повесть планировалось написать как «веселый, чисто приключенческий, мушкетерский большой рассказ». В четвертой главе мы, кстати, видим тому робкие подтверждения. Хотя в книге и имеется весьма последовательный и стройный сюжет (для Стругацких это большая редкость), читать «Трудно быть богом» мне все же тяжело. Совсем не укладывается в голове та слава, которую снискала повесть и те предложения, которые я читаю в каждой новой странице. Авторы словно специально запредельно утрируют зловонность атмосферы, в которой происходит действие.
Давайте я попробую обрисовать вам этот мир, используя исключительно цитаты самих же Стругацких. «Вонючие улочки» с запахом «неживой ржавчины», погруженные в «зловонные лужи», где люди ходят «босые, в рваных ночных рубашках», «с заплывшими глазами» и со «зловонным насморком», «пропитанные неусвоенным алкоголем», «рыгают от скверного пива», они не говорят, а «рявкают» или «истерически визжат», они «брызгают слюнями» и «сплевывают на стол» за которым едят, они «основательно измазаны в грязи», шагают через «воняющие душной кислятиной» «кучи отбросов» через «трупы собак и зловонные лужи, кишащие белыми червями». Здесь все вокруг «скрипучее» и «чернеет от смрада», «заляпано наслоениями копоти» на улицах «кидаются грязью» и бегают «полуголые девки» «в прожженных лохмотьях», «солдаты с разбитыми мордами» с «тупыми, примитивными мозгами», «в одежде, заляпанной дрянью» либо «наблевывают на пол», «вытаскивая крючьями трупы» либо просто «ворочаются в грязных лужах». Поверьте, мне стоит огромного труда излагать подобное, но ведь это отрывки из авторского текста. Я абсолютно убежден, что даже атмосферу средневековья вполне можно было нарисовать, не опускаясь до такого запредельного уровня зловония текста. Все это очень опечаливает меня.
