Этот краеугольный камень, признаться честно, является одним из тех существенных моментов, которые не позволят мне высоко оценить творчество Стругацких в целом. Ничего не могу с собой поделать, я привык к более возвышенному и красивому повествованию, а «Попытка к бегству» — первая книга Стругацких, где они полностью теряют контроль над «уровнем зловонности» произведения. Я не понимаю и не принимаю их тягу к подобным атмосферам в контексте выбранного ими жанра. Ведь это не ужасы, не триллер и даже не мистика. Я совсем не против, когда чтение рождает в моем воображении улыбку, заинтересованность, переживание, испуг и даже в конце концов страх, но мне совсем не хочется испытывать чувство отвращения. Я совсем не против ощутить зловонность разлагающейся по ходу повести или романа души одного из героев (что, скажем, вполне характерно и естественно для большого серьезного драматического произведения), но мне совсем не нравится чувствовать зловонность самой атмосферы, а Стругацкие, словно специально заставляют меня снова и снова ощущать это. Моя душа противится, но все же я читаю дальше. Подобное мнение вы сможете встретить и у других критиков, в том числе и современников Стругацких.
Складывается впечатление, что бацилла коммунистической мечты, захватившая Россию на протяжении почти всего XX века, не позволяла Стругацким представить, что на далеких планетах жизнь может быть гораздо более развитой, чем тот этап, на котором находится человек на Земле. Забегая вперед, следует сказать, что они не напишут ни одной повести, в которой иноземная цивилизация стояла бы на более высоком уровне развития (не ждите, что они опишут планету или звездную систему, где, скажем, обитают Странники). В призме ранних Стругацких, окончательно и бесповоротно победившего коммунизма, человек образца XXII века просто не может иметь себе равных во всей вселенной и именно поэтому на какую бы планету не прилетали герои их произведений, местным аборигенам всегда будет суждено быть рассмотренными не иначе как в роли подопытных кроликов, за которыми на вертолете или дирижабле наблюдает всевидящее око гражданина Союза Советских Коммунистических Республик. К сожалению, в подобной нелицеприятной, грязной и отвратной атмосфере будет проходить действие и многих последующих творений Стругацких.
Впрочем, даже если и отвлечься от зловонной художественной обстановки, сделать над собой усилие и попытаться влиться в сюжет, сделать это все равно удается с большим трудом. Высшие существа «с ногой на небе», сверхсовременные бронемашины, управление которыми осуществляется путем «засовывания пальцев в дырки», аборигены Саулы «просящие варенья». Это я просто вынужден оставить без комментариев. Складывается впечатление, что даже своих собственных главных героев Стругацкие тоже недолюбливают, даруя их действиям весьма странные с художественной стороны описания («Вадим испытывал странную слабость во всех членах» и т.п.). Это предел искусности в художественных описаниях?!
