— Танюшенька, доченька, помоги мне… — молящим голосом попросила женщина, когда очередной раз чуть не упала, — мне бы руки развязать…
Танечка взрогнула, опустила глаза, но ничего не ответила.
— Девонька, миленькая, ты, только пожалуйста, ножик, ножик найди и разрежь веревку. Ах, Господи, чего же ты молчишь?!
Танечка насупилась и низким голосом строго проговорила:
— Дед не велел. Узнает — драть будет.
Женщина что-то промычала со злой досадой и, насколько смогла, повернула голову назад и вверх, стараясь разглядеть веревку у нее над головой.
— Танюшенька, родненькая, смотри-ка — ведро качается. А ну как перевернется, и я ногам до пола не дотянусь? Задохнусь же! Да мало он тебя лупил, что-ли?! — закричала тетя Даша видя, что девочка не шевелится.
Танечка поневоле смерила взглядом почти натянутую веревку, сравнила ее с высотой ведра и зябко поежилась. Нет, если бы дед был здесь, тогда другое дело, а сейчас все это смотрелось довольно жутко.
— Ага, а больно ведь, когда дерут! Дед у меня шибко злой, если я не слушаюсь, — произнесла она тоненьким жалобным голосом, словно оправдываясь. Вас немец туда поставил, а причем тут я? Авось не упадете, пока вернутся.
Женщина в отчаянии вскинула глаза вверх и тихо завыла. Танечка заткнула уши. Она видела, как у связанной женщины напрягаются за спиной руки и двигаются локти.
— Господи! Что же это делается-то, а? — закричала она, когда в очередной раз убедилась, что с путами ей не справиться. Потом она мало-помалу успокоилась, перестала выть и стояла, молча покачиваясь, не спуская глаз с сидящей у противоположной стены девочки, и видимо, что-то про себя соображая.
— Таня, — вдруг спокойно и твердо сказала тетя Даша. — Если я сейчас упаду, то очень скоро стану мертвой. Я буду покойницей, понимаешь? Я буду висеть тут на веревке мертвая, страшная, с высунутым языком и вытаращенными глазами. Лицо у меня будет синее-синее. Я буду висеть и смотреть на тебя сверху. А на дворе сейчас темно, и ветер воет… Развяжи мне руки, Танюшенька, развяжи. Ты же очень боишься покойников, я ведь знаю.
Девочка в ужасе ойкнула и закрыла лицо ладошками. Мертвых она ужас как боялась, а одна с покойницей поздним вечером… Нет, такого она даже и представить себе не могла.
«Развяжу, — решила Танечка, — потом скажу деду — ужасть как страшно было. Авось, не выпорет.» Девочка поднялась и нерешительно, бочком, прошла между женщиной и печкой. Там на столе должен быть ножик. Взяв его, Танечка остановилась за спиной тети Даши, прикидывая где бы лучше резать, потом приставила лезвие к удобному, на ее взгляд, месту и стала пилить веревку на руках. Нити одна за другой рвались, и скоро Танечка пропилила почти половину.
