После завтрака monsieur Огюст просит, чтобы я оказал ему милость и позволил переговорить со мной наедине.
- Monsieur, — говорит он, — у вас есть связи, не можете ли вы попросить, чтобы меня перевели в первую категорию? Тогда я мог бы попасть в город!
- Как вас зовут?
- Л... Я парижанин, monsieur, настоящий парижанин! Здесь я всем известен под именем monsieur Огюста. Вам дадут обо мне только самые лучшие отзывы. Все вам скажут: „Monsieur Огюст славный малый и, главное, услужливый". Вы понимаете, monsieur. что если бы я мог поступить в приличную семью, к белым...
- Хорошо. Но вы, вероятно, сыграли какую-нибудь шутку, чтобы попасть сюда?
- Что поделаешь, monsieur, со мной приключилось несчастье.Но я из хорошейсемьи.
- На сколько лет вы приговорены?
Сначала он колеблется, потом с смущенным видом говорит:
- В бессрочную, monsieur.
- Чорт возьми! Но что же вы сделали для этого?
- Украл, monsieur... совершил небольшое воровство!..
- С маленьким насилием, взломом и может быть также...
Он добродушно улыбается и, подняв голову, говорит энергичным тоном:
- Что касается служанки, нечего и говорить, это дело моих рук. Но я не хотел ей делать зла. Несмотря на то, что Анри-Роберт и показывал это на суде. Все они путали, monsieur, уверяю вас. А Анри-Роберт был другом моей семьи. Во всех газетах было об этом напечатано. Обо мне писали в „Matin" как о Пуанкаре. Как вам это понравится? Но уверяю вас, monsieur, я хороший слуга. Окажите об этом директору; чтобы мне выбраться отсюда. Вы видели, как я прислуживаю за столом. Я могу служить в лучших семьях.
Он идет за мной, с своим худощавым лицом, тонкими губами и фуляровой повязкой корсара.
- Monsieur Огюст! Вы запомните, дорогой барин? Огюст.. 912, второй категории.
Совершенно оглушенные ружейными выстрелами, звуками там-тама, кларнета и коробки с гвоздями, отбивающей такт „кассэко“ в тесных хижинах, с температурой электрической печи, мы садимся в лодки при заходе солнца.
Вечерняя заря темно-красного цвета, с громадными лиловатыми тучами, в которых сверкают молнии. Нашичерные гребцы отчетливо обрисовываются на фоне полного грозою неба.
Один из них мурлыкает надтреснутым голосом песню Майоля.
На темную стену прибрежных деревьев садится точно хлопок снега. Это хохлатая белая цапля. Кто-то из нас прицеливается и стреляет. Один из гребцов бросается в воду, заглядывает под коренья и приносит белую птицу, у которой из раны сочится кровь.
