Все пока шло как по нотам. Я отыскал бельевую, поджег дымовуху и подкинул ее в корзину с бельем. Затем я скорым шагом двинулся по коридору обратно — в том же направлении, откуда пришел. Я преодолел уже половину расстояния до лифта, как вдруг откуда-то выскочил парень в синем халате реаниматолога и встал прямо передо мной посреди коридора, отрезав путь к отступлению. Я вспомнил слова Фокса о том, что попасть в эти места куда проще, чем из них выбраться.
— Чем могу помочь? — спросил он тем чудным нью-йоркским тоном, который не оставляет никаких сомнений в том, что меньше всего на свете человек, задающий этот вопрос, хотел бы вам помочь.
— Скажите, а где здесь туалет? — быстро спросил я.
Резкий запах дыма уже полз по коридору за моей спиной. Я не решался оглянуться и посмотреть. Но мне и не нужно было это делать. Вместо меня это сделал парень в халате.
Он глянул через мое плечо и заорал:
— Господи Иисусе! Пожар! Горим!
В глазах у него был настоящий ужас, и я живо представил тот ужас, который очень скоро охватит душевнобольных, когда они решат, что заперты в своих палатах в горящем здании.
Парень отпихнул меня в сторону и ринулся туда, где, как он думал, пылал огонь. Но я-то знал, что огня там нет, и потому преспокойно вошел в лифт и нажал кнопку первого этажа. Что-то в глазах это парня навеяло на меня тоску, но я не стал на этом сосредоточиваться. Когда пытаешься выбраться из психбольницы, нет времени на чем бы то ни было сосредоточиваться.
Лифт проехал уже половину пути вниз, и тут в здании врубилась пожарная сигнализация. Меня сразу прошиб холодный пот: сигнализация могла автоматически отключить все лифты. Тогда Фокс выведет отсюда Тедди, а я останусь здесь висеть, как жертвенный ягненок. Но, слава богу, этого кошмара не случилось. Случился совсем другой.
Двери лифта отворились, я вышел и пошел через вестибюль самой обычной походкой. Настолько обычной, насколько это возможно при пожаре в психбольнице. Вокруг меня раздавались вопли, но я, не обращая ни на что внимания, спокойно шагал к выходу.
Вскоре я оказался на улице. Неподалеку, опершись на здоровенный «Чекер», как ковбой на изгородь, стояла Клайд. Она улыбнулась мне сногсшибательной улыбкой и помахала рукой, как мисс Америка. Она была лучшей актрисой второго плана, какую я видел в жизни.
— Водителя можешь не бояться, — сказала она, когда я подошел к такси. — Это единственный случай, когда пассажиру удобно, что шофер не говорит по-английски. Ну, как все прошло?
