Клайд подошла с другой стороны и приобняла меня за талию своей тонкой ручкой.
— Смотрите, смотрите! — воскликнула она. — Вон тот мужик уже ломится в туалет!
В этот момент позади нас затормозила машина скорой помощи.
— А вот и труповозка, — сказал Фокс. — Первая, но будем надеяться, не последняя.
— Скоро подъедут копы, — сказал я, стараясь удержать дрожь в голосе.
— Вовсе не обязательно, — ответил Фокс. — Они еще ничего не поняли. Да и как они могут понять? Блин, они еще долго будут думать, что это вспышка неизвестной болезни, вроде болезни легионеров, пока допрут до истины. Истину, братья мои, труднее найти, чем понять. А когда они ее найдут, то долго будут чесать себе репу. «Кому и зачем это было нужно?» — будут спрашивать они.
— Бедненький «Старбакс»… — сказала Клайд.
— Вот уж только не бедненький! — тут же взвился Фокс. — «Старбакс» — это один из величайших в мире кровососов. Чтобы достичь своих нынешних размеров, он выпил всю кровь из производителей кофе по всему миру, из всех маленьких семейных кофеен, и даже из всех своих клиентов-андроидов.
— И не забудь, что они зарезали единственного в Нью-Йорке единорога, — закончила Клайд. — Убили мечту жизни бедного Джонджо. Да приблизится их судный день!
— Что сюда приближается, — сказал я, — так это вторая скорая.
В течение следующего часа скорые подъезжали непрерывно, одна за другой, а когда, наконец, подоспела полиция, то ей уже пришлось сдерживать толпу вокруг кофейни. Не меньшая толпа, само собой, образовалась в окрестностях старбаксовского туалета. Это была толпа взбудораженная, отчаявшаяся и очень шумная. Она разрасталась, раздражалась и волновалась возле туалетной двери, как темный и опасный океан, в котором плавал Моби Дик, — если позволите мне такое сравнение. Люди колотились в дверь, пинали дверь, царапали дверь, как грешники на Страшном Суде в последней попытке взломать врата рая. В некотором нерелигиозном смысле, подумал я, так оно и есть.
Некая бравая старая дама тыкала зонтиком во все стороны, распихивая толпу, гадившую и блевавшую вокруг нее. Когда ей все-таки удалось выбраться из кофейни, она обернулась к толпе и провозгласила, грозя зонтиком:
— Ноги моей здесь больше не будет! Да подавитесь вы своим кофе!
Тротуар перед входом к тому времени превратился в лужу, состоявшую из рвоты и человеческих испражнений. Люди скользили и шлепались, пытаясь вырваться на волю, они спешили так, как редко спешат даже хронические нью-йоркские торопыги. Сцена разительно напоминала Дантов ад, но в то же время была не лишена комизма.
