|
| "Poor Dodo," she went on, in an amiable staccato. "It is very hard: it is your favorite fad to draw plans." | - Бедняжка Додо, - продолжала она с обычной спокойной четкостью, - конечно, это нелегко, ты ведь обожаешь чертить планы. |
| "Fad to draw plans! | - Обожаю чертить планы! |
| Do you think I only care about my fellow-creatures' houses in that childish way? | Неужели ты думаешь, что жилища моих ближних интересуют меня только по этой детской причине? |
| I may well make mistakes. | Еще бы мне не ошибаться! |
| How can one ever do anything nobly Christian, living among people with such petty thoughts?" | Какие благородные христианские дела возможны, когда живешь среди людей со столь мелочными мыслями? |
| No more was said; Dorothea was too much jarred to recover her temper and behave so as to show that she admitted any error in herself. | На этом разговор оборвался. Доротея от огорчения утратила способность судить здраво и не желала признать, что могла быть в чем-то неправа. |
| She was disposed rather to accuse the intolerable narrowness and the purblind conscience of the society around her: and Celia was no longer the eternal cherub, but a thorn in her spirit, a pink-and-white nullifidian, worse than any discouraging presence in the | Она во всем винила невыносимую узость и духовную слепоту окружающего общества, а Селия из небесного херувима стала терном, язвящим ее душу, бело-розовым воплощением скепсиса, куда более опасным, чем все духи сомнения в |
| "Pilgrim's Progress." | "Пути Паломника". |
| The fad of drawing plans! | Она обожает чертить планы! |
| What was life worth-what great faith was possible when the whole effect of one's actions could be withered up into such parched rubbish as that? | Чего стоит жизнь, о какой великой вере может идти речь, если всем твоим поступкам подводится такой уничижительный итог? |
| When she got out of the carriage, her cheeks were pale and her eyelids red. | Когда Доротея вышла из коляски, лицо ее было бледным, а веки красными. |
| She was an image of sorrow, and her uncle who met her in the hall would have been alarmed, if Celia had not been close to her looking so pretty and composed, that he at once concluded Dorothea's tears to have their origin in her excessive religiousness. | Она казалась воплощением скорби, и дядя, встретивший их в передней, конечно, встревожился бы, если бы рядом с ней не шла Селия, такая спокойная и хорошенькая, что он тут же приписал слезы Доротеи ее религиозной восторженности. |
