Первый человек был высоким, но его преследователь был еще выше; этот эффект лишь немного уменьшался из-за того, что он выдвинул плечи и вытянул вперед шею, словно настоящий хищник, устремившийся в погоню за добычей. Теперь он походил на огромного горбуна. Но какие-то черты двух профилей – негодяя и его знаменитого родственника, – промелькнувших за стеклянным кругом, указывали на их кровное родство. Нос преследователя тоже напоминал птичий клюв, но он создавал впечатление опустившегося человека, потому его лучше сравнить не с орлом, а со стервятником. Его подбородок был покрыт щетиной, уже почти превратившейся в бороду, а горло несколько раз обернуто шарфом из грубой шерсти. Все эти мелочи не могут передать впечатления злобной энергии и мстительной решимости, вызываемого этой сгорбленной, широко шагающей фигурой. Приходилось ли вам видеть рисунок Уильяма Блейка, который иногда легкомысленно называют «Призрак блохи», а иногда, гораздо уместнее, «Видение кровной вины»? Там изображен такой же кошмарный крадущийся великан с ножом в одной руке и кубком в другой. У преследователя не было ни того, ни другого, но, когда он во второй раз прошел за окном, я собственными глазами увидел, как он вытащил револьвер из складок шарфа и стиснул оружие в руке. Его глаза зловеще сверкали в лунном свете, а взгляд с молниеносной быстротой перескакивал с одного места на другое, как у некоторых рептилий.
Преследуемый и преследователь трижды поочередно прошли за окном, прежде чем я окончательно пришел в себя и решил хоть что-нибудь предпринять. Я принялся трясти дверь; когда я снова увидел лицо ничего не подозревавшей жертвы, то стал бить кулаком в окно, пытаясь разбить его. Но это было окно с двойной рамой и чрезвычайно толстыми стеклами, расположенными так далеко друг от друга, что я сомневался, смогу ли добраться до наружной створки. Так или иначе, мой достопочтенный клиент не обратил внимания на шум и мои сигналы, и зловещее круговращение двух роковых масок продолжалось, словно в театре теней, пока у меня не закружилась голова от тревоги и безысходности. Затем они внезапно исчезли. Я подождал и понял, что больше они уже не появятся. Я знал, что наступил критический момент.
Дальше можно не рассказывать. Вы можете представить остальное – как я беспомощно сидел там, думая (или, вернее, стараясь не думать) о том, что происходит снаружи. Достаточно сказать, что в жуткой тишине, лишь подчеркиваемой немолчным шумом океана, раздалось всего два звука: хлопок выстрела и глухой всплеск.
